«КГБ активно способствовал развязыванию братоубийственной войны в Таджикистане». Оружие, из которого стреляли 12 февраля 1990 года и в апреле-мае 92-го, принадлежало спецслужбам КГБ Таджикистана… Рассказывает руководитель следственной бригады Генпрокуратуры по расследованиям февральских событий Солиджон Джураев.
- Как вы возглавили следствие?
- К расследованию февральских событий 1990 года были привлечены более 100 оперативно-следственных работников из КГБ, МВД и Генпрокуратуры СССР и Таджикистана. Вначале следственной бригадой около 4 месяцев руководила Москва. Руководителем был назначен старший следователь по особо важным делам при генпрокуроре СССР Олег Литвак (потом он стал первым заместителем генпрокурора Украины). Потом руководителем следственной бригады был назначен я.
Как это было? В середине февраля 1990 года, как вы помните, на пленуме ЦК Компартии Таджикистана премьер-министр республики Изатулло Хаеев заявил о попытке государственного переворота.
Тогда прокурор республики Геннадий Михайлин заявил, что будет проведено расследование по данному заявлению. Однако нам не дали это сделать. Председатель КГБ Петкель сказал: «Сначала проведем партийное расследование, а потом вы будете расследовать». Петкель сказал, что это указание Пуго (Борис Пуго - председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, член Политбюро, по указанию Горбачева он был отправлен в Таджикистан для проведения партийного расследования).
В общем, спустя 4 месяца распоряжением генпрокурора СССР Сухарева руководство бригады было возложено на меня…
- Почему выбор пал на вас?
- Потому что никаких значимых результатов следствие на тот момент не добилось. Я ранее руководил группой в составе следственной бригады прокуратуры СССР, все руководство прокуратуры по линии следствия меня знало. И заместитель генпрокурора Владимир Кравцев лично со мной разговаривал, так как я знаю обстановку республики, я профессионал, независим от кланов и т.д.
Когда мне передали дело, я говорил Кравцеву и его заму – начальнику следственного управления Владимиру Титову, что проведу независимое и самостоятельное расследование, что не буду ходить к руководителям республики, а буду допрашивать их по своему усмотрению. Сказали: самостоятельно решай, следуй закону. Михайлин меня поддержал, нужно отдать ему должное.
Тогда нескольких руководителей обвинили в попытке переворота. С Литваком у меня были доверительные отношения. Когда передавал материалы, он сказал: «Солиджон, на меня сильно давят, чтобы я арестовал этих людей. И на тебя будут давить. Ты парень принципиальный, будь осторожен, решай по закону и по своим убеждениям».
Я так и поступил.
Я точно могу сказать: массовые беспорядки тогда в феврале 1990 года были организованы внешними силами и спецслужбами. Они, используя слухи вокруг «армянского» вопроса (о том, что якобы беженцам из Баку давали квартиры вне очереди в Душанбе), сложность общественно-политической обстановки и социальные проблемы республики, умело использовали недовольных людей, реакционную часть духовенства, а также преступные элементы. Организаторы знали, что единственное в республике подразделение внутренних войск по указанию руководства СССР тогда было задействовано в Баку.
- Какие у вас были основания для таких выводов?
- Были анонимные звонки в мечети страны, авторы которых призывали к митингу 12 февраля. Следствием точно установлено, что в 15:27, до выхода Махкамова к митингующим, в Скорую помощь Душанбе уже были доставлены раненые, и раны были от огнестрельного оружия. Было установлено, что Матросов, кинооператор из Ленинграда, был убит снайпером КГБ с крыши ЦК. Экспертиза показала, что выстрел был произведен сверху вниз. Экспертиза других раненых и убитых показала то же самое. Оружие, из которого стреляли 12-го числа, принадлежало спецслужбам КГБ Таджикистана. За весь период следствия ни органами МВД, ни КГБ, ни другими оперативниками у митингующих не было изъято ни одной единицы огнестрельного оружия. Организация митинга и незаконное применение оружия 12-го числа спровоцировало массовые беспорядки.
Заметим, что в ходе следствия было установлено, что на митинге и в беспорядках принимали участие граждане из других республик СССР. Тогда значения этому наши органы почему-то не придали…
- Можете назвать, кто конкретно применил оружие и кто дал этот приказ 12 февраля?
- До сих пор нет ответа, кто конкретно отдал приказ. Приведу факты, которые сами скажут. Помните, на пленуме было заявление председателя КГБ Петкеля, что они стреляли в воздух холостыми патронами? Однако следствие установило обратное. Мной лично был допрошен оружейник КГБ, который признался, что до начала событий он выдавал группе «Альфа» КГБ 15 автоматов, 2 ящика патронов и две снайперские винтовки.
Руководили спецслужбами «Альфа» Тихонов и зампред КГБ полковник А. Белоусов. Это тот самый Белоусов, который вместе с двумя сотрудниками КГБ 5 мая 1992 года бросил гранату на площади Озоди, чтобы столкнуть две площади митингующих. При этом он переоделся в халат оппозиционера.
Я руководил следственной бригадой и в 1992 году.
Тогда было установлено, что именно КГБ активно способствовал развязыванию братоубийственной войны в Таджикистане. Я могу назвать еще два факта провокаций КГБ в Орджоникидзеабаде в апреле 1992 года, когда митингующие из Куляба приезжали в столицу. Тогда три кагэбэшника, переодевшись в белые халаты врачей Скорой помощи, обстреляли автоколонну. Потом 5 мая при возвращении этих же митингующих они обстреляли их колонну в поселке Олий Совет Ленинского района. На этот раз сотрудники КГБ были переодеты в милицейскую форму.
Потом митингующие вернулись с трупами в Душанбе. Ошибочно полагая, что этот обстрел - дело рук милиции, они в здании Верховного Совета захватили в заложники нескольких сотрудников МВД, в том числе начальника ОВД Душанбе А. Рахмонова, а также депутата ВС Муродали Шерализода, который оказался там случайно и потом был застрелен. Это я видел собственными глазами, я тоже был там, среди милиционеров, как руководитель следственной бригады. Мне удалось убежать, но я помню, как они, зайдя к нам в кабинет, сказали: «Вы, суки милиционеры, стреляли в нас».
Эти провокации стали поводом для начала гражданской войны. Вот вам прямая связь между событиями 90-го и 92-го года и причастностью КГБ к этим событиям.
- Но тогда Белоусов оправдывался тем, что его взяли в заложники и заставили бросить гранату в толпу. Об этом написано в книге Кенджаева.
- Это неправда. Когда его поймали в мае 1992 года, он был одет в чапан, был загримирован. Его повели в подвал. Я был там, потом пришли Сангак Сафаров, Нурулло Хувайдуллаев (он тогда уже был Генпрокурором) и Сафарали Кенджаев. Сафаров хотел убить его, стал избивать. Но Хувайдулллаев и Кенджаев не позволили. Белоусов при мне признался, что он выполнял указание председателя КГБ.
- О каких еще провокациях спецслужб вам известно?
- Есть более яркий факт провокаций и фальсификаций доказательств КГБ в отношении высших должностных лиц государства. Примерно в начале июня 1990 года КГБ представил прокуратуре материалы об организации массовых беспорядков и попытке госпереворота со стороны премьер-министра республики Изатулло Хаеева. Эти материалы, секретные материалы на ряд должностных лиц, в том числе и на Хаеева, были переданы мне.
Там были протоколы допросов старшей официантки кафе «Пингвин» города Душанбе Г. Венджик. Допросы провел следователь КГБ СССР В. Круговой.
Официантка утверждала, что лидеры организованных преступных групп Душанбе Рауф Солиев, Холик Авазов и Кабил Ортиков до начала февральских событий собрались в этом кафе вместе с премьер-министром Хаеевым. Они обсуждали организацию массовых беспорядков и совершение госпереворота.
Тогда я, как руководитель следственной бригады, решил лично допросить следователя Кругового и официантку. Круговой сказал, что в Таджикистане он человек новый, ему КГБ Таджикистана подсунул этого свидетеля, он допросил её, три протокола допроса оставил КГБ.
Мы стали искать официантку, и оказалось, что ей дали разрешение на выезд в Израиль. Через прокуратуру СССР мы выяснили, что она должна была лететь через день вечерним рейсом из Шереметьево в Тель-Авив. Мы срочно отправили следователя, который задержал ее в аэропорту в Москве и допросил. Она показала, что никакого Хаеева она в глаза не видела, в КГБ ей поставили условие: она дает нужные показания, в ответ ей дадут разрешение на выезд…
- Почему именно Хаеев?
- Я думаю, когда начались беспорядки, на кого-то нужно было списать этот переворот, найти козла отпущения. Им оказался Хаеев, а также другие без вины обвиненные лица.
Когда я после окончания следствия доложил президенту Махкамову об этих фактах, он сказал, что КГБ ему практически не подчиняется…
- В газете «Правда» корреспондент ТАСС Пономарев дважды писал, что была попытка государственного переворота и всячески чернил таджикский народ.
- То, что его статьи были лживыми, установлено следствием. Я лично с ним разговаривал, он признал свою ошибку, сказал, что материал для него готовили председатель КГБ Таджикистана Петкель и руководитель спецслужб КГБ СССР генерал Воротников, который приезжал накануне февральских событий (тогда в Таджикистан приезжали две спецслужбы - группа «Альфа» и «З», первую возглавлял генерал М. Головатов). Пономарев поверил им.
Когда хотели вызвать его для допроса вторично, Пономарев сбежал. Прокуратура СССР не помогла нам доставить его в Таджикистан. То же самое случилось и с Петкелем. Потом следствием было установлено, что Пономарев – не простой корреспондент ТАСС, а кадровый офицер КГБ СССР. Во всех массовых беспорядках он сопровождал подразделение КГБ, был в Баку, Армении, Молдавии, Прибалтике.
Допрос президента
- Оппозиционные силы утверждали тогда, что разрешение на незаконное применение оружия было дано по поручению Махкамова.
- Следствие проверяло эти заявления. Махкамов таких указаний не давал. Мы его допрашивали в прокуратуре.
Надо сказать, что применение оружия после 12 февраля осуществлялось военнослужащими и сотрудниками правоохранительных органов самостоятельно по обстановке, на законных основаниях.
- Неужели первый секретарь действующего ЦК и президент страны пришел на допрос к вам?
- Да, было дело. Я вечером позвонил по внутреннему телефону, говорю: Каххор Махкамович, я такой-то следователь республиканской прокуратуры, прошу вас явиться на допрос. Он спросил: «Какой допрос?». Я объяснил ситуацию. «Как же так? - спросил он. - Генпрокурор СССР приходил ко мне сам, а ты меня к себе вызываешь?!». Я говорю: в целях объективного и независимого расследования вы должны явиться в прокуратуру. Он согласился, сказал, что позвонит. Через два часа он пришел. Допрос шел шесть часов.
А вот Хаеев не пришел, хотя я трижды вызывал его и повестку направлял. Я был вынужден подвергнуть его принудительному приводу через постановление, которое направил для исполнения министру МВД Навджуванову. Тот обратился ко мне с недоуменным вопросом, а потом к руководству республики. И мне позвонил второй секретарь ЦК Веселков и говорит: «Проблема решена, Хаеев будет у вас завтра».
На следующий день И. Хаеев пришел на допрос, но потом на меня жаловался в Верховный Совет, который проверил законность моих действий.
Паллаев был в Москве, он тоже не хотел приходить, ссылаясь на занятость. Но в Москве я обратился к председателю Совета национальностей Верховного Совета СССР Рафику Нишанову, который отправил Паллаева на допрос ко мне в прокуратуру СССР в Москве.
Надо было проверить законность указа о введении чрезвычайного положения, законность применения оружия и введения войск.
– Вы отвели от Хаеева необоснованные обвинения, а он на вас жаловался. А Махкамов вас потом не преследовал?
- Нет. А почему Хаеев на меня жаловался - его надо спросить. Махкамов мог меня преследовать и прямо, и косвенно. Я до сих пор искренне благодарен ему за то, что он был честным, тактичным, вежливым и скромным президентом.
На следствие никакого давления не оказывал и согласился с его решением. После принятия следствием решения все исключенные из партии руководители были восстановлены в своих правах.
Только мужественный и честный руководитель может признать ошибки и восстановить справедливость в отношении невинных лиц.
Когда в 1991 году Хувайдуллаев повел меня на собеседование к Махкамову, как члена коллегии и начальника следственного управления заместителя генпрокурора, президент хорошо меня принял и сказал, что надо поддержать таких молодых и принципиальных людей. Если бы мои действия были бы незаконны, он мог бы в любое время меня выгнать.
- Вы говорите, что проверяли их Указ о введении чрезвычайного положения и о введении союзных войск в Душанбе. Это было необходимо?
- Были, если помните, в Верховном Совете и Пленуме ЦК заявления оппозиционных сил, что это было незаконно. Поэтому этот вопрос необходимо было расследовать.
Поскольку в то время, когда было введено ЧП, руководитель Президиума ВС Паллаев находился в Москве (там, согласно Конституции, в течение месяца председательствовал на заседании Президиума ВС СССР), поэтому, когда я допрашивал руководителей республики, мне сказали, что введение войск было согласовано с высшим руководством СССР. Одни ссылались на министра обороны Язова, другие - на главу МВД Бакатина и на Горбачева. Паллаев говорил, что ходил к Горбачеву, который то к Язову направлял его, то к Бакатину. Ввод войск был законным, и введение ЧП - тоже. Если бы руководство республики не приняло бы этих мер, тогда этот конфликт перерос бы в широкомасштабный.
Ну а кто был провокатором беспорядков в первые дни – об этом даже Махкамов не знал. Я его допрашивал об этом.
До этого я обращался с письменным рапортом к генпрокурору СССР Сухареву о необходимости допроса Горбачева, Пуго, Язова, Бакатина, председателя КГБ Таджикистана Петкеля и других работников КГБ.
Генпрокурор Сухарев прочитал, с иронией сказал: «Ты, таджичонок, дашь мне работать или нет? Кого хочешь допрашивать? Горбачева?!» Тогда говорю ему: «Резолюцию напишите, что вы не согласны. Нам надо отчитаться об этом деле в Верховном Совете РТ. Этот вопрос может возникнуть и на ВС СССР, как было с событиями в Тбилиси и Баку».
В итоге мне разрешили допросить только Пуго. Борис Карлович вел себя спокойно, без высокомерия. Основной вопрос был, почему он вмешался в политику руководства ЦК республики, когда его решением из партии были исключены невинные люди. Он сказал, что в то время такая обстановка была, что сотрудники КГБ давали им такую информацию.
Он сказал: меня убедили, но я не следователь, не прокурор, я партийный деятель, мы решали только партийные вопросы. Он тоже был юрист, мы долго беседовали, он спрашивал про обстановку. В общем, протокол допроса находится в этом уголовном деле.
Доклад на Политбюро
- Давайте вернемся к вашему решению по февральским событиям. Удовлетворило ли оно руководство республики? Знал ли Махкамов о провокации КГБ?
- По окончании следствия я ходил к Каххору Махкамовичу и докладывал результаты. Я сказал, что исключенные из партии люди невиновны, что были некоторые провокации со стороны КГБ.
Еще накануне февральских событий прибыла та самая спецгруппа «Альфа». Их было человек пятьдесят. Прибыли они ночью 12 февраля, еще ничего тогда не было. Махкамов сказал, что об этом не знал, КГБ ему об этом не докладывал. Они спали в здании КГБ, я показал ему документы.
Он засомневался, задумался, а я сказал: «Как коммунист, как следователь, я готов нести любую ответственность. Пригласите министра МВД, КГБ, прокурора республики - я представлю материал, пусть они обратное докажут». Он согласился, на этом мы расстались. Но больше он меня не вызывал. Я лично неоднократно докладывал по делу заму генпрокурора СССР Кравцеву, руководству следственного управления, которое потом доложило генпрокурору Сухареву.
В октябре 1990 года пришла телеграмма от Сухарева: срочно явиться с докладом по делу на Политбюро. Ну, мы подумали, что, видимо, Пуго написал какую-то записку. Я с необходимыми документами явился к Кравцеву и Титову, они доложили по внутреннему телефону Сухареву, и тот сказал: «Проверьте дело, составьте справку». На следующий день в 18 часов мы доложили дело генпрокурору. Потом приехали в Политбюро ЦК КПСС, Сухарев зашел на доклад, а нам он сказал: «Ждите, при необходимости вас вызовут».
Два с половиной часа Сухарев докладывал Горбачеву в Политбюро. Когда он вышел, прямо при всех генпрокурор СССР сказал мне: «Михаил Сергеевич одобрил твое решение, поздравляю». Обнял меня, показал его резолюцию на докладе: «Сухареву А.Я. Следует согласиться с решением следствия». Подпись: М.С. Горбачев.
Сухарев меня посадил в свою «Чайку», привез в кабинет, говорит: «Молодец, если бы твое решение признали бы незаконным, мне тоже по шапке попало бы. Какое у тебя звание?» Я говорю: «Советник юстиции». Он: «Ты теперь старший советник» (т.е. полковник).
Это было 10 октября 1990 года. На следующий день я пришел к 10 часам, говорю: мне к Сухареву. Секретарь печатает на машинке, на меня не смотрит. Потом, не поднимая глаз, говорит: «У него мать умерла, он улетел в Воронеж». А потом посмотрела на меня и спросила: «Вы Джураев из Таджикистана? Идите к Побежимову, заместителю генерального по кадрам, ваше удостоверение готово».
Вот такой человек Сухарев, несмотря на все, сдержал свое обещание…
…Я ехал туда, рискуя стать антипартийным, привлеченным к ответственности или уволенным, а приехал с почестями.
- Ваше решение не совпадало с решениями высших партийных органов и высшего руководства Таджикистана и СССР. На вас не давили?
- Конечно, было давление! Со всех сторон. Особенно КГБ. Они просили и требовали, чтобы решение следствия соответствовало решениям Бюро, Пленума ЦК КП Таджикистана и Политбюро ЦК. То есть чтобы я предъявил обвинения Хаееву, Каримову, Хувайдуллаеву, Табарову, Хабибову и другим в превышении власти и попытке государственного переворота.
Но я не поддался давлению и самостоятельно принял законное и справедливое решение. Всем невинным я направил сообщения о прекращении против них уголовного дела. Это было право следователя.
- А конкретно кто говорил об этом?
- Я сейчас не хочу называть фамилии. Кто-то моими руками хотел посадить в тюрьму невинных и заработать себе политические дивиденды.
- А кто тогда оказывал на вас давление? Ведь вы тоже были членом КПСС?
- Да, я тоже был членом КПСС, но это не значило, что я должен обвинять и сажать невинных граждан, как в 30-е годы. Я не был карманным следователем, политические и социальные заказы не выполнял. Если вы хотите факт прямого давления, я могу назвать его.
- Так кто это был?
- Когда прокурор Михайлин ушел из республики, на его место был назначен Почомуллаев, который неоднократно заявлял, что мое решение незаконно. Я предложил ему самому изменить его. Он этого не сделал.
Потом через полтора-два месяца он мне говорит: «Поедем на Бюро ЦК, там будет заслушано дело о результатах февральских событиях, я там скажу, что ты незаконно прекратил дело».
Когда мы зашли на расширенное заседание Бюро ЦК и Президиума ВС, там председательствовал второй секретарь ЦК Веселков. Прокурору республики Почомуллаеву дали слово.
Он выступал только минуту, и, не говоря по существу дела, пять раз назвал мою фамилию. Джураев, мол, зазнался, незаконно прекратил дело, вел себя высокомерно, вызывал руководителей республики в свой кабинет. Он их опорочил, дискредитировал партию…
Я не сдержался, прервал его и заявил: «Уважаемое руководство республики, прокурор республики некомпетентный человек, он вводит вас в заблуждение, поскольку дела он не знает, его не читал. Дайте мне доложить».
Все замерли, Веселков посмотрел на Махкамова, тот одобрительно кивнул головой.
- Давайте, руководитель следственной бригады Джураев доложит, а прокурор республики потом дополнит, - сказал Веселков.
Все согласились. Я в течение 40 минут докладывал. Больше часа мне задавали вопросы, я объяснил, что я руководство республики вызывал не к себе домой или в чайхану, а в служебный кабинет.
Перед законом все равны, и в целях независимого расследования я их вызывал в прокуратуру, чтобы проверить заявления оппозиционных сил. Следственным путем была установлена их невиновность. Сказал: создайте комиссию, если она решит, что мои действия незаконные, то я готов нести ответственность. Сам Михаил Сергеевич Горбачев и Политбюро, сам генпрокурор признали решение законным, а Почомуллаев, не читая дела, необоснованно заявляет, что решение мое незаконно. Все выступающие и участники, около 40 присутствующих, поддержали мое решение, а не мнение прокурора республики.
- Во время 16-й сессии ВС в 1992г., а также при генпрокурорах Салихове и Бобохонове были заявления, что вы якобы приняли незаконное решение, увели от ответственности Тураджонзода и оппозиционные силы, после чего вам и предложили должность генпрокурора.
- Это бездоказательное, голословное заявление и высказывания юридически некомпетентных лиц, выдававших свои желания за действительное. Прокурор так не должен говорить, так могут болтать политиканы. Прокурор по закону должен сначала отменить решение, потом дополнительно проведет расследование, докажет обратное и направит дело в суд. И только потом сможет сказать, что решение незаконное.
До сих пор мое решение не отменено, оно было неоднократно проверено и высшим руководством республики. Если бы оно было незаконно, меня давно бы выгнали из прокуратуры или посадили. Поэтому без отмены решения никто не имеет права обвинять следователя.
Следует сказать, что еще когда Москва руководила следствием, и при мне непосредственно, причастностью представителей духовенства, в том числе Тураджонзода, к событиям февраля занимался именно КГБ. Почему они ничего не предъявили ему?
Когда я руководил следственной бригадой, КГБ мне не давал материалы о причастности Тураджонзода к событиям. На каком основании я мог ему предъявлять обвинение? Поэтому ни один представитель духовенства не вызывался на допрос в прокуратуру.
Более того, я на Президиуме ВС и Бюро ЦК докладывал дело. Если бы были иные данные у руководителей КГБ и МВД, они бы сказали, но они молчали.
Тем более что за правильное расследование именно этого дела и профессиональное мастерство я дважды был поощрен прокурором республики Михайлиным и два раза Генеральным прокурором СССР.
- Были ли факты этнических репрессий или геноцида?
- Фактов репрессий этнического, националистического характера или геноцида тогда не было. То, что сейчас некоторые утверждают, что события были направлены против русскоязычного населения, неправда. Из 26 жертв более 20 были наши местные таджики.
Поэтому абсурдно заявлять об этом. Очевидно, что если бы события имели антирусский характер, то Генпрокурор СССР не поручил бы, а КГБ СССР не допустил, чтобы местный следователь-таджик руководил следственной бригадой Союза.
- А от погромов русскоязычные разве не пострадали?
- Есть такое выражение: лес рубят - щепки летят. Конечно, ведь тогда сколько русскоязычного населения проживало в городе. Конечно, кто-то мог быть убит. Но это не было проявление националистического характера.
- Сейчас следователь имеет право вызвать на допрос в прокуратуру президента страны?
- Об этом и о масштабной коррупции в высших эшелонах власти надо спросить генерального прокурора Шерхона Салимзода и его следователей, а не простого адвоката.
В заключение я хочу сказать, что если ты уверен в правоте своего дела и своей позиции, то, несмотря на давление, можешь принципиально отстаивать законность, и никто не заставит тебя стать послушным, карманным следователем.
С гордостью хочу сказать, что в истории Таджикистана еще не было такого, чтобы при действующем руководстве и президенте страны их решения, решения Бюро ЦК и Политбюро ЦК были отменены самим этим руководством на основании решения следователя - Джураева. Были восстановлены доброе имя и честь порядочных граждан Таджикистана. Восстановление такой справедливости – это великая честь для меня, и я ее не поменяю ни на какие должности, чины и богатства.
Надо сказать, что настоящей оппозицией были элиты северных кланов, которые свергли честного и порядочного президента Махкамова и потом с другими коррупционерами и мафиозными структурами довели страну до гражданской войны. В конце 1992 года к власти, в правоохранительные органы пришли бывшие воры-рецидивисты и рэкетиры, случайные люди с улицы. И сразу стали генералами. А тысячи высококвалифицированных, преданных стране кадров были выброшены на улицу.
Хотя я нашел справедливость для других, я 20 лет не могу найти справедливости для себя, я лишен всех чинов и должности в прокуратуре, не знаю, почему и за что...
Досье:
Солиджон Джураев родился в Самарканде. Закончил юридический факультет Таджикского госуниверситета. Работал следователем прокуратуры Фрунзенского района г.Душанбе, с 1978 года – в центральном аппарате Прокуратуры Таджикистана (следователь, старший следователь по особо важным делам при прокуроре республики, заместитель начальника Следственного управления, начальник Следственного управления – заместитель Генерального прокурора РТ, исполняющий обязанности Генерального прокурора РТ).
Затем работал адвокатом в Самарканде, Москве и Самарской области РФ.
С. Джураев успешно руководил деятельностью ряда следственных групп и бригад, в том числе группы в известной следственной бригаде Генеральной прокуратуры бывшего СССР, возглавляемой Гдляном – Ивановым.
Генеральной прокуратурой СССР и Таджикистана неоднократно распространялся положительный опыт работы С.Джураева по расследованию дел об убийствах, коррупции и организованной преступности, и он неоднократно признавался одним из лучших следователей органов прокуратуры СССР.
За заслуги в деле укрепления законности и правопорядка С.Джураев награжден двумя правительственными наградами. В 2003–2010 гг. неоднократно признавался лучшим адвокатом года в Таджикистане. В мае 2011 года Медиальянс Таджикистана признал С. Джураева лучшим адвокатом 2010-2011 гг. по защите журналистов РТ.
Является членом Международного Союза (Содружества) адвокатов.
21.11 14:05
