Более 60 лет никто не знал, где сейчас дядя Наврузбек и жив ли он вообще. Было известно лишь то, что он женат на киргизке. И вот, спустя десятки лет, судьба свела меня с моим близким родственником, о котором я знал лишь понаслышке…
Будучи журналистом, я работал над темой о репрессиях 30-х годов прошлого века и параллельно писал книгу «Памир, 1937». Тогда-то я и заинтересовался серьезно судьбой дяди Наврузбека, чья семья также стала жертвой жестоких репрессий.
Я стал расспрашивать о нем каждый раз, когда ездил в Киргизию. И вот, в сентябре прошлого года, когда я находился в Бишкеке, мне нашли его адрес. Я наконец-то встретился с родным мне человеком, которого никогда не видел, но много о нем слышал…
Он предстал передо мной высоким, худощавым и красивым мужчиной с интеллигентными манерами. Взгляд, рыжеватый оттенок волос, стиль одежды, причёска и манеры – все это делало его похожим на европейца.
Мы поздоровались. Я представился. Старик крепко обнял меня. На глаза навернулись слезы…
Пустой дом
Их пустой и брошенный дом находился в середине кишлака Миденшарв. Помню, как он постепенно превращался в руины. На нас, детей, вид этого унылого одинокого дома всегда наводил грустные мысли, мы даже побаивались его. Когда мы спрашивали, почему дом пустует и что стало с его владельцами, нам говорили, что их отправили в Сибирь.
Мы не имели какого-либо представления о Сибири. Помню, в те времена колхозников и их семьи принудительно на год-два отправляли в Джавшангоз - самое большое пастбище на Памире, и нам казалось, что Сибирь тоже находится где-то там. Однако хозяева этого дома, в отличие от других сельчан, отправленных в Джавшангоз, никак не возвращались.
Уже взрослыми мы узнали, что брошенный дом принадлежал Рахмату - старшему брату дедушки Рустама. Сам дедушка Рустам всегда был угрюмым, и у него все время дрожали руки. Говорили, что это от изнурительного труда в молодости, а также от большого горя, которое он испытал, когда репрессировали брата Рахмата и его старшего сына, а младших детей - Козиараба и Наврузбека отправили в детдом…
Судьба
Это произошло в период, когда на Памире началось колхозное строительство - в первой половине 30-х годов. Семья Рустама и Рахмата Доробовых была одной из обеспеченных и благополучных в кишлаке. Они всего добились сами, не используя труд мардикоров (наёмных работников).
Активисты кишлака Миденшарв Рошткалинского района тоже с охотой принялись за создание колхоза, гордо назвав его «Бо рохи сталини» (Сталинским путем). В течение двух лет почти все жители кишлака вступили в колхоз, в том числе и дедушка Рустам. Но его брат Рахмат не спешил с этим. И этого оказалось достаточно, чтобы в один «прекрасный» день объявить его врагом колхозного строя. За Рахматом приехали люди на лошадях и в фуражках, и его, как «яростного противника колхоза и единоличника», арестовали.
Близкие родственники до сих пор не знают, куда его увезли и что с ним стало. Наверняка, он повторил судьбу миллионов невинных жертв репрессивной машины. Вскоре весь его домашний скот и небольшие земельные наделы были отданы колхозу «Бо рохи сталини». А трое сыновей Рахмата - 19-летний Дороб, трёхлетний Козиараб и годовалый Наврузбек - остались без отца...
Воспоминания
- После того как арестовали и увезли отца, наша жизнь изменилась, - вспоминает дядя Наврузбек. - Стало очень тяжело жить. Через год мой старший брат Дороб окончил краткосрочные бухгалтерские курсы в Хороге и устроился на работу в банк в Рошткале. Постепенно жизнь начала налаживаться.
Председатель колхоза «Бо рохи сталини», несмотря на то, что Дороб был сыном «раскулаченного врага народа», отдал за него дочь. Мы стали постепенно привыкать к отсутствию отца. Дороб нас кормил, одевал, помогал во всем. Но его потом тоже арестовали. (Дядя Наврузбек глубоко вздохнул, в глазах появились слезы).
Я тогда был совсем маленьким, но мама рассказывала, что все это - дело рук Рафэ.
Рафэ был прокурором Рошткалинского района. Занимался поиском «врагов народа», «недругов», «недоброжелателей» нового строя, кулаков…
Но в наш кишлак его всегда приводила другая причина: молодая женщина, на которой был женат один из наших близких родственников, и в которую был влюблен Рафэ. Каждый раз, как только он появлялся, пожилые женщины кишлака прятали ее. Это выводило его из себя, и однажды он яростно всем им пригрозил: «Ну, погодите, миденшарвцы, вы еще узнаете, кто я такой!»
Через несколько дней нам сообщили, что Дороба арестовали за хищение банковских денег. Брат был не только основным кормильцем нашей семьи, но и гордостью всего кишлака: он был единственным государственным работником из нашего селения.
23-летнего Дороба увезли в хорогскую тюрьму. Помню, как мама носила ему передачи, а дядя Рустам валенки ему искал, говоря, что в тюрьме очень холодно. Потом о нем перестали говорить. Вот так я потерял и старшего брата. А председатель колхоза через год выдал жену моего брата замуж за другого человека.
Рафе
Я вспомнил этого Рафэ. В конце семидесятых годов, когда я учился в рошткалинском интернате, он был еще жив. Он был угрюмым человеком, ни с кем не общался. Вернее, люди избегали его, стараясь держаться подальше. Старожилы говорили, что Рафэ - опасный человек. Будучи прокурором, он посадил и уничтожил многих невинных людей из долины Шахдара. В наше время он работал дорожным мастером в местном ДЭУ.
Помню, однажды мы стояли на главной площади района. Мимо шли два молодых человека, они о чем-то громко и весело смеялись. Рафэ, увидев их, недовольно пробурчал: «В моё время вы так не смеялись бы»...
Круглые сироты
- После того как арестовали брата, нас опять обчистили: из дома увезли последние паласы, мол, взамен денег, которые якобы украл Дороб. Мы остались нищими. Жили мы впроголодь, ходили в рваной одежде. На маму было жалко смотреть: платье, сшитое из заплаток, больше походило на тряпку, чем на женское одеяние, - продолжает Наврузбек. - Хорошо, что на земле есть добрые люди. Никогда не забуду залмак (жена дяди. - Шугн.) Сифатмо. Она почти каждый день приносила нам или целую, или половину лепёшки. Конечно, она сама недоедала, так как худела на глазах, но нам приносила. Она очень жалела меня и моего брата…
Несмотря на все это, мы с братом хорошо учились. Этим мы хотели доказать, что никакие мы не враги. В 1945 году умерла наша мама. Скорее всего - от голода и холода. Мы с братом остались одни. У дяди Рустама было много своих детей, и он не мог нас содержать. Так мы оказались в лакай-таджикском интернате под Душанбе.
После окончания школы брата Козиараба призвали в ряды Советской Армии. С того времени мы больше не виделись…
Козиараб
Козиараб вернулся в родной кишлак через 32 года - в 1977 году. Он был одинок, без семьи. Красивый мужчина с черными густыми волосами, зачесанными назад, опрятный, но нервный и малоразговорчивый. Видать, сказалась тяжелая участь и инвалидность, которую он получил, работая на стройке Нурекской ГЭС.
Родственники хотели перестроить отчий дом Козиараба и женить его, но тот отказался. Пристроил в своём дворе маленькую комнатку и прожил в ней до конца жизни.
Мечта стать прокурором
По словам дяди Наврузбека, после интерната его направили на учебу в культурно-просветительское училище, хотя ему совсем не хотелось там учиться. Он хотел стать прокурором, но воспитанников интерната никто не спрашивал, чего они хотят.
- Я был вынужден продолжать учёбу. Учился отлично. Потом успешно сдал вступительные экзамены в Московский государственный библиотечный институт. Так я оказался в Москве. Но стипендии, которую нам выплачивали, не хватало даже на еду. На втором курсе я написал заявление и уехал в Донбасс работать шахтером. Мой начальник оказался любителем таджикско-персидской литературы, а я ее очень хорошо знал. На этой почве он расположился ко мне и перевёл меня на самую безопасную и высокооплачиваемую работу. Я зарабатывал в месяц до 700 рублей, что было довольно много, по меркам того времени. Так я заработал себе денег на учебу и вернулся в Москву...
Семья
В институте дядя Наврузбек познакомился со своей будущей супругой - Марией Мухаммедовной Кашкараевой, уроженкой Киргизии. После учебы они поехали во Фрунзе, но на зарплате библиографа было трудно содержать семью, не говоря уже о том, чтобы приобрести жилье. И дядя решил устроиться токарем на заводе, потом работал на стройке в Кумтаре. Заработали себе на квартиру, вырастили троих детей - сыновей Джамиля и Аббаса и дочку Лейлу.
- Джамил со своей семьёй работает и живёт в Германии, Аббас - в Барнауле, а дочка Лейла живет здесь, в Бишкеке, - рассказывает дядя.
Всегда с родиной
Сегодня дяде Наврузбеку 77 лет. Он прекрасно помнит родной, шугнанский язык, хорошо знает таджикский и киргизский языки, но легче всего ему общаться на русском.
Я открываю свой ноутбук и показываю фотографии нашего кишлака. Удивительно, но он без труда вспоминал названия каждой горки и канала кишлака.
- Как же не знать? Я ведь в детстве босиком обошел все эти горы и скалы. И до сих пор помню каждый камень, - говорит он.
Он стал расспрашивать меня о жителях родного кишлака. Поимённо вспоминал всех близких, родных, друзей детства, спрашивал, жив ли этот, жив ли тот. И каждый раз, когда слышал в ответ «нет», он как будто тихо стонал.
- А Дадо? Жив ли Дадо? Он мой друг детства. Мы вместе учились...
- Да, он жив, здоров.
– Слава Богу! - обрадовался дядя…
Дядя Наврузбек говорит, что теперь его родина - Кыргызстан. Здесь у него семья, дети внуки, родня, много друзей. Но мечтает побывать в родных местах.
Три года назад дядя Наврузбек приобрел параболическую антенну и теперь имеет возможность смотреть программы таджикского телевидения.
-Теперь я каждый день в Таджикистане, - говорит он...