На Казанском фестивале мусульманского кино российские фильмы уступали картинам из Ирана, Иракского Курдистана и Таджикистана, считает киновед Максим СЕМЕНОВ. Все три фильма, выделенные критиком еще в разгар фестиваля, получили награды.
Кто возьмет главный Казанский приз?
Ошибкой авторов «Рудика» (картина казанского режиссера Фарида Давлетшина), ставшей для фильма роковой, было решение пустить его по линии игрового кино. Объяви они картину документальной, и все претензии отпали бы сами собой, а неудачи превратились бы в художественные достижения. Действительно, зависимый от текста и иллюстративный, фильм чувствовал бы себя комфортнее среди многочисленных биографических документалок, строящихся по принципу частичной инсценировки. Увы, среди конкурсных картин этого года он смотрится как маленький Даниил в яме со львами. Защитники картины могут возразить, что сравнивать «Рудика» с другими картинами нехорошо, поскольку снимался он на голом энтузиазме, денег у его создателей не было, что зритель в итоге получил лучшее соотношение цены и качества из возможных. Однако достаточно посмотреть на другие фильмы конкурса, чтобы убедиться в необоснованности этих доводов.
Среди лучших картин этого года (конкурс XI фестиваля вообще необычайно силен) можно назвать «Учителя» Носира Саидова (Таджикистан), «Лицо в пепле» Шахавана Идреса (Курдистан) и «Без границ» Амирхуссейна Азгари (Иран). Все три картины и все три режиссера представляют, как можно создать сильное кино, пользуясь довольно ограниченными средствами.
Вглядываясь в чужое лицо, зритель вдруг узнает себя
Таджикский кишлак. На заднем плане ненавязчиво возвышаются горы. Вокруг бродят стада коз. Местные дети играют в футбол. У себя дома доживает последние дни народный учитель Советского Союза Назар. Другие старики давно сожгли свои партийные билеты и проводят все свои дни в мечети, но Назар помнит времена, когда люди верили, что всеобщее образование приведет к равенству, а за ним наступит и счастье. Старший сын Назара Юсуф тоже стал учителем, но в какой-то момент покинул школу и отправился на заработки в Россию. Сейчас он возвращается домой после многолетней отсидки, а сосед по поезду рассказывает ему, как по завету отца пытался пойти в мавзолей Ленина, но так туда и не попал. Младший сын Назара Самандар преподает в местной школе, уговаривает соседок ехать в город и получать образование, а также копает для отца могилу, что вызывает недовольство у местных знатоков шариата.
«Учитель» Носира Саидова – это то, чем не смогли стать «Москвабад» и «Рудик», честное и хорошее кино, действительно служащее делу диалога культур. Главной проблемой «Побега из Москвабада» был взгляд со стороны. «Мигранты» представлялись там некой выдуманной массой, отвечающей всем признакам благородного дикаря. Они тоже чувствовали, тоже имели свое мнение, тоже имели право на свое счастье. «Тоже», поскольку все это происходило в тени белого человека. Все откровения «Москвабада» были направлены на Ласточкину, в то время как Хасан был совершенно статичен. Не то «Учитель». Таджики здесь не «тоже люди», а просто люди. Никакого умиления со стороны. Любая сцена этого фильма делает для борьбы с ксенофобией больше, чем почти весь «Побег из Москвабада». Рассказанная в фильме история предназначена для зрителя. Прежде всего для таджикского, но простота истории, отсутствие в фильме ложной многозначительности делают его понятным каждому. Парадокс хорошего искусства сводится к тому, что почти каждая попытка говорить во весь голос и об общечеловеческом обречена на провал — получается как-то голо. Действительно общечеловеческая история почти всегда утоплена во множестве подробностей. И чудо: вглядываясь в чужое лицо, зритель вдруг узнает себя.
Если говорить о тематике картины, то «Учитель» поднимает весьма значительную тему. Некогда мы все были частью большого модернистского государства. Движение истории было поступательным, а технический прогресс гарантировал светлое будущее. Теперь советские времена кажутся едва ли не эпохой Древнего Рима. Былое рухнуло, и в наследство нам достались огромные здания ДК и заводов, медленно разрушающиеся или превращающиеся в развлекательные центры и арт-кластеры. Однако не стоит обманываться. В действительности СССР существовал только вчера, и последствия его краха будут ощущаться еще долгие годы, свидетельством чему могут служить конфликты на постсоветском пространстве.
Но при всей масштабности темы Саидов трактует ее как историю двух-трех семейств. Масштабная драма идей становится в фильме драмой нескольких людей, живущих в отдаленном кишлаке, а конфликт, который мог бы показаться кому-то цивилизационным, заканчивается совсем по-домашнему и так, что каждому находится время в будущем.
Никаких заявок на вечность. Саидов не морщит брови, не срывается в пафос и не занимается вечным искусством. Просто и по-человечески он обращается к своему зрителю. И поэтому побеждает.
Идеальный пример того, как большое кино можно снять почти из ничего
80-е годы, Курдистан. Где-то идет война, на стенах висят портреты Саддама, а военные, сидящие в старинных фортах, заняты тем, что рассылают покрытые иракскими флагами гробы с телами погибших солдат по домам. Один такой гроб приходит в небольшую деревню, населенную мусульманами, христианами и езидами. Тело приходит в мусульманскую семью, однако покойник не обрезан. Вероятно, это христианин? Или в детстве его почему-то не обрезали? Тело обгорело, а потому точно личность погибшего установить невозможно.
«Лицо в пепле» — идеальный пример того, как большое кино можно снять почти из ничего. По признанию режиссера картины Идреса, в картине не было профессиональных актеров. Часть из них приходила на съемки после рабочего дня, кто-то параллельно воевал (Иракский Курдистан все еще охвачен огнем). Многое делалось на голом энтузиазме. Однако на качестве картины это не сказалось.
Как и Саидов, Идрес знает толк в пейзаже. Он снимает его как нечто само собой разумеющееся, без лишних красивостей. И хотя пару раз его приемы могут показаться спорными (или даже лишними, как, например, игры со звуком во время свадьбы), художественные достоинства фильма с лихвой их искупают. Более того, фильм Идреса обладает неким почти классическим величием. По структуре он напоминает пьесу елизаветинского театра — главный, «героический» конфликт оттеняется перепалкой комической пары: циничного карлика по имени Бульбуль и раблезианского вида толстяка, влюбленного в местную вдову. При этом отдельные комические и гротесковые сценки не только не выбиваются из общей картины, но и придают действию дополнительный объем. «Лицо в пепле» не столько про горечь отцов, не знающих, чей сын лежит в деревянном гробу, сколько про абсурд жизни, сплетенной из смешного, грустного и безумного.
Государство в этом мире — странная, иррациональная сила. Его представители – нечто среднее между офицерами из «Похождений бравого солдата Швейка» и чиновниками из «Замка» Кафки. Кто-то может явиться на свадьбу и оставить испуганным родным гроб с телом, а потом так же внезапно его забрать. Начальство здесь тайно покупает вино, а потом распекает виноделов с позиций религии. Единственный действенный способ бороться с этим безумным абсурдом – чувство юмора. Вся картина проникнута мягкой иронией, за которой, впрочем, часто скрывается горечь. Порой ирония распространяется на персонажей, но Идрес предпочитает улыбаться с ними, а не над ними.
Как ни ужасно настоящее, жизнь продолжается, и хотя иногда приходится плакать, посмеяться тоже стоит.
Как любой штамп превращается в художественное открытие
«Без границ» Азгари – это образец сдержанности и лаконизма. В кадре ничего лишнего, ничего лишнего нет и в сюжете. Некая демилитаризованная зона. Огромный старый корабль ржавеет между двумя берегами. На корабле двое, а затем и трое детей. Позже к ним присоединится дезертир из армии США. Герои много двигаются и мало разговаривают. Действие редко выходит за пределы корабля.
Очень простая и очень сильная история о том, как несколько изначально чужих и враждебных друг другу людей становятся неким подобием семьи, сработана безупречно. Проницательный зритель может просчитать сюжетные ходы (благо они очень простые), но при этом каждый ход все равно сработает. Хотя герои почти не говорят (в противоположность многословным российским фильмам конкурсной программы), каждое их действие понятно, а все характеры продуманы до мельчайших подробностей. Описывая некую частную ситуацию, Азгари поднимается до всеобщего уровня. Для его взгляда характерны вдумчивость и гуманизм: он дает зрителю возможность в каждом персонаже увидеть человека.
Начало фильма замедленно, почти медитативно. Мы внимательно следим за бытом мальчика — главного героя. Вот он ловит рыбу. Вот он делает бусы, чтобы продать их в лавочке недалеко от корабля. Вот он прячет в коробку нехитрые ценности. Сюжет очень медленно набирает обороты, однако набрав, начинает нестись вперед на огромной скорости. Кроме того, уже с первых кадров зрителя захватывает удивительная красота образов картины, на первый взгляд совершенно бытовых и привычных. Прирожденный кинематографист Азгари знает, что кино — это прежде всего образ, а уже потом — слово.
Финал картины чрезвычайно прост, но совершенно непредсказуем. Вообще, «Без границ» — отличная иллюстрация старой истины, гласящей, что не бывает избитых приемов, бывают люди, которые не умеют их применять. В руках знающего и любящего человека любой штамп превращается в художественное открытие.
Гран-при фестиваля получила историческая драма киргизского режиссера Садыка Шер-Нияза «Курманжан Датка, Королева гор». Лучшим режиссером назван Амирхуссейн Азгари за вышеупомянутый фильм «Без границ». Не остался без награды и Шавахан Идрес: его картина, порой трогательно смешная, но преисполненная не меньшей боли, чем лента его иранского коллеги, получила приз за лучший киносценарий. Причем впервые в этой номинации оказалось два победителя – жюри отметило также автора сценария фильма «Учитель» Сафара Хакдодова.
Короткометражный художественный фильм молодого таджикского кинорежиссера Диловара Султонова «Гунчишки сафед» (Белый воробей) получил специальный приз фестиваля.