Исследователь из Узбекистана Хаёт Неъмат рассказал, как могут измениться таджикско-узбекские отношения после смерти Ислама Каримова.
Таджикоязычный поэт, писатель иисследователь из Узбекистана Хаёт Неъмат приехал в Таджикистан из Самарканда, чтобы издать здесь свою научную монографию. В интервью Asia-Plus он рассказал не только о своей книге, но и о том, как могут измениться таджикско-узбекские отношения после смерти Ислама Каримова, а также поделился своими воспоминаниями о главном кандидате на пост президента Узбекистана Шавкате Мирзиёеве.
«У нас рабское мышление»
- Насколько нам известно, вы лично знакомы с Шавкатом Мирзиёевым, при каких обстоятельствах произошло это знакомство?
- Шавкат Мирамонович был председателем – хокимом Самаркандского вилоята. Однажды, перед тем как занять пост премьер-министра, он пришел ко мне. Я сидел в своем рабочем кабинете – в Центре таджикской культуры Самарканда, вдруг заходит он: «Я пришел, чтобы вы меня благословили - дайте фатиху». Я сильно удивился: «Шавкат Мирамонович, у нас есть религиозные ученые в мечети Имама Бухари, у них просите благословение». «Нет, я вас очень уважаю, я вас хорошо знаю и хочу, чтобы именно вы меня благословили», - сказал он. Я благословил, а на следующий день он стал премьер-министром…
Мирзиёев – человек грамотный, рассудительный. Он обещал мне тогда помочь в любое время. А у меня такой характер – никогда не прошу помощи у других, я в ней не нуждаюсь.
- Говорят, он достаточно жесткий человек…
- Типичный среднеазиатский руководитель. Если так взять, в странах Центрального Востока, особенно в бывших советских республиках, можно сказать, все руководители - начиная от низшего, районного уровня до самого высокого – все жесткие. Нет такого руководителя, который не был бы жестким к народу. Во-первых, сам народ нуждается в жесткой руке. Потому что мы еще до демократии не дошли, не созрели для нее. И вряд ли в течение ближайших ста-двухсот лет мы созреем. У нас рабское мышление. Наш народ, и не только он, но и туркмены, киргизы, даже сами казахи тысячелетиями жили под эгидой феодализма.
Например, у нас говорят: «президент – это царь». Само это непонимание понятий президента и царя доказывает присутствие у нас рабского, феодального мышления. Даже наши ученые, когда обращаются к главе государства, говорят: «Вы - наш царь». Президент – это руководитель демократического государства, а царь или король – руководитель феодального государства. Неужели это не понятно? И тут, и в Узбекистане мышление народа рабское. Даже детей мы этому учим с раннего возраста, чтобы они росли подхалимами. Это опасно.
От декады культуры до виз
- Вы жили долгое время в Узбекистане, но знаете и Таджикистан. Как вы думаете, в чем причина сложных отношений между нашими странами, которые длятся вот уже не первый год?
- Я и сейчас живу в Узбекистане, но в Душанбе, начиная с 1973 года, приезжаю довольно часто - как говорится, одна нога здесь, одна там.
До 1992-го или даже до 96-го года события развивались благополучно, отношения были нормальные. Представители литературы и искусства Таджикистана часто приезжали к нам, даже была декада культуры Таджикистана в Узбекистане. Но начиная с февральских событий 90-го года отношения стали стремительно ухудшаться. Помню, в те дни я прилетел из Самарканда, чтобы выступить здесь на митинге; я говорил сильно и больно, потому что все это так же сильно влияло на нас…
Потом началась гражданская война. Тут народ истреблял друг друга физически, а нас там, в Узбекистане, убивали морально. Гражданская война в Таджикистане повлияла на нас, таджиков Узбекистана, катастрофично. Закрылись почти все таджикские школы. Из библиотек были изъяты все книги, изданные когда-то в Таджикистане на таджикском языке. Даже «Шахнаме» Фирдоуси, сборник газелей Хафиза, Саади, Джами – все изъяли и уничтожили. Около двух – двух с половиной миллионов экземпляров книг! Вот к каким обстоятельствам привела нас гражданская война в Таджикистане. Потом ввели визы…
В связи с приходом к власти нового человека в Узбекистане, конечно, хочется потепления отношений. Для начала хотя бы отмены этих виз и восстановления декад культуры и искусства. Это стало бы актом, о котором много лет мечтают оба народа.
- Как складываются ваши отношения с властями Узбекистана сегодня?
- Никаких отношений я с ними не имею. Я не связываюсь с политиками.
Самарканд - республика внутри республики
- В Душанбе вы прибыли, чтобы опубликовать книгу «Словарь народных изречений в творчестве Мавлави». Почему здесь, почему не в Самарканде или Ташкенте?
- Эта книга предназначена именно для нас, таджиков. В ней я доказываю разницу с научной точки зрения, отличие таджикского языка от общего языка фарси. В ней 440 страниц, на которых почти полторы тысячи слов, афоризмов таджиков Средней Азии, особенно Самарканда, которые использовал в своем творчестве великий поэт Руми. Большинство из этих слов и афоризмов, кстати, до сих пор в обиходе у жителей Самарканда.
Моя книга – ответ на актуальные вопросы таджикского языка. Сейчас некоторые «знатоки» языка произносят и употребляют слова в иранском стиле, стало модным подражать иранскому варианту фарси, повторяют за ними слова, как попугаи, и это считается признаком высокой языковой культуры. Моя книга как раз доказывает чистоту нашего варианта фарси – живого таджикского языка, она о его потенциале, богатстве, красоте.
Книга была сдана в издательство «Адиб» в 2012 году. Обещали напечатать до конца того же года, но она до сих пор не издана. Причину не знаю. Скорее всего, проблема в нехватке денег, по крайней мере в прошлом году ответственные люди из Минкультуры сказали мне именно так. Но знаете, я не обижен. Что обижаться? У меня до сих пор нет и отдельного сборника стихов.
- Чем дышит таджикская интеллигенция в Самарканде?
- Самарканд - это республика внутри республики, это единственный город в Узбекистане, где живет и работает 15 членов Союза писателей Таджикистана. В 2000 году у нас даже была создана ячейка СП Таджикистана. А вот в Бухаре остался всего один, Асад Гулзода. Когда-то я предложил президенту Эмомали Рахмону разрешить принять нескольких человек в члены СП Таджикистана, и он дал согласие. А Аскар Хаким подтвердил, что творчество самаркандских таджикских поэтов и писателей не хуже и не ниже уровня современной таджикской литературы. Тогда сразу 10 человек приняли в Союз. Сейчас у нас более 200 имен. Они печатаются в изданиях «Овози Самарканд», «Овози точик», которые выпускаются полностью на таджикском языке. Кроме того, в самаркандской газете «Шарк тонги» («Утро Востока») есть таджикская страница.
Насчет публикации книг – как везде: есть деньги - напечатаешь, нет денег - то нет. Чисто экономическая ситуация.
Почему Душанбе не печатает мою книгу, не знаю. А что касается Ташкента, то с 1999 года меня запрещено печатать там. Причина? Они говорят, что я нацист. Хотя это не так. Была как-то даже проведена экспертиза моих стихов, которая показала, что они не являются нацистскими и не направлены как-то против Конституции. Но они все равно считают, что я субъективно пониманию межнациональные отношения.
Осенний лист…
- Узбекский поэт Эркин Вахидов писал про вас: "Кровные братские народы разделить нельзя. Это каждый человек со зрячей душой понимает. Особенно поэты, писатели, представители искусства и культуры хорошо осознают и чувствуют. Один из таких обладателей зрячей души - самаркандский поэт Хаёт Неъмат".
- С Эркином Вахидовым я познакомился еще в 1973 году, он всегда хорошо относился ко мне, даже рекомендовал меня на пост председателя самаркандского отделения СП Узбекистана. Я ведь, знаете, и на узбекском языке иногда пишу, например я переводил на узбекский язык газели Саади, Джами, Имома Хумайни. Все они вышли отдельными изданиями. Без стеснения скажу, что узбекским языком владею, вероятно, даже лучше, чем любой узбекский академик или языковед.
У Эркина-ака были прекрасные стихи, воспевающие дружбу:
Дуст билан обод уйинг гар булса, у вайрона хам.
Дуст кадам куймас эса вайронадур кошона хам.
Их в Таджикистане пели Мастона Эргашева и Карим Косимов. Я их перевел на таджикский:
Дом, куда пожалует друг, процветает, если даже он является развалиной.
Дом, куда не ступает нога друга, считается развалиной, если даже он – дворец.
Также я написал несколько мухаммасов. Это жанр восточной поэзии, в ней каждая строфа стихотворения состоит из пяти строк, из которых первые три принадлежат автору произведения, а последние две - цитата из какого-либо стихотворения. Своего рода толкование взятой за основу газели другого поэта. Однажды он даже заметил: «Хаётбек, вы так прекрасно написали, что мои двустишия как будто исчезли в них!»
…В четыре года маленький Хаёт упал, сломал позвоночник, пролежал в больнице 9 лет, но так и остался инвалидом.
- Вот на коляске, еле сижу. Но дожил до пожилого возраста, мне сейчас уже 74. У меня есть стихотворение «Осенний лист». Это, наверное, про меня.
Ноябрь. Живу на четвертом этаже гостиницы «Ташкент» в Москве. Наблюдаю над улицей, облокотившись на перила. На улице сильный ветер, дождь. Золотые листья на земле, их ноги прохожих втаптывают в грязь, они тонут в лужах. Но один лист трепещет на ветке, не срывается. Один всего-навсего, больше нет. Я смотрю на него и думаю: это же я! Ножки у листа иссохшие, как у меня, а он держится наперекор природе, злому ветру, холодному дождю. Что он хочет? Он знает, что долго не продержится – сорвется, упадет на землю, если не сегодня, то завтра. Дни его сочтены. Я пишу: жара и холод между собой враждуют ради власти. Зима говорит: хватит, теперь я хозяйка. А листок борется, чтобы дожить до первого снега, чтобы упасть в него, в чистый снег, не в грязь. И об этом просит бога. Каждый человек должен умереть чистым и безгрешным.
21.11 15:29
