Накануне девятой годовщины смерти Сайида Абдулло Нури, известный таджикский политолог Рашид Гани Абдулло рассказал корреспонденту «АП» о том, что было бы сейчас с ПИВТ, если бы был жив его прежний руководитель, в чем связь между Нури и книгой «Таджики», и с каких идей начиналось движение Исламского возрождения в Таджикистане.
- Рашид Ганиевич, как вы считаете, если бы сейчас был жив Сайид Абдулло Нури, в каком положении находилась бы ПИВТ?
- На мой взгляд, отношение к партии было бы несколько другим, потому что Нури пользовался очень высоким авторитетом как среди своих однопартийцев, так и среди высших эшелонов власти. Тот «курс терпения», который сегодня выбрал Мухиддин Кабири, практически идентичен политической линии самого Нури. Но благодаря высокому авторитету бывшего лидера его реализация сопровождалась сейчас с меньшими трудностями.
Как Нури стал авторитетной фигурой? Все начиналось еще в далекие 60-е годы, когда в таджикском обществе стала актуализироваться идея национального возрождения. В той или иной форме эти идеи имели хождение во все годы советской власти. Однако конкретным реальным политическим действиям, давшим толчок трансформации этого хождения в более насыщенный конкретный процесс, на мой взгляд, стало снятие с поста первого секретаря ЦК Компартии Таджикской ССР Турсунбоя Ульджабаева. Дело в том, что Ульджабаев развернул процесс интенсивного преобразования южных регионов страны в ведущий энергетический кластер страны, на базе которого становился возможным аграрно–промышленный подъем не только этих регионов, но и всей республики. За пять лет пребывания он сделал многое. Достаточно сказать, что большая часть того, что мы имеем сегодня в энергетике, было заложено в его время. К сожалению, многим представителям политической элиты республики деятельность Ульджабаева пришлась не по нутру.
Снятие Ульджабаева произошло в достаточно унизительной форме, а учитывая то, что большая часть, как сейчас бы сказали – креативного класса - его поддерживала, в обществе появилось недовольство. Недовольство усугублялось еще и тем, что новый руководитель Джаббар Расулов - абсолютно честный и скромный человек, был выдающимся менеджером, исполнителем, но не более того. При нем в республике усилились процессы, которые болезненно воспринимались обществом: например, целенаправленное ограничение сферы таджикского языка, развитие промышленности с опорой на массовое привлечение кадров из иных регионов СССР, которые получали преимущества при получении жилья. Все это вызывало негативные чувства внутри республики.
В публичном пространстве художественным отражением процессов брожения стал моноспекталь Махмуджона Вохидова «Разговор наедине». Постановка представляла собой чтение стихов Омара Хайяма и интерпретации их смысла. Таджикское общество восприняло его не просто как явление искусства, а как нечто большее; как некий призыв к возвращению к своим культурным корням, поэзии, языку. Похожее случилось и с книгой «Таджики». По сути, эта книга - фундаментальная, академическая работа по истории Центральной Азии. Но благодаря ее названию в республике она была воспринята как научная констатация факта, что история таджиков и ЦА суть одно и то же.
В религиозной среде тоже происходило нечто подобное. При Хрущеве усилилась борьба с религией, с традициями и обычаями. Эта борьба воспринималась как удар по религиозным и национальным истокам. Естественно, она не могла не вызвать соответствующую реакцию. На фоне всех этих процессов и зарождается движение, которое впоследствии стало известным как Движение исламского возрождения Таджикистана, а позже - ПИВТ.
- Каких идей изначально придерживалось движение Исламского возрождения?
- На мой взгляд, с одной стороны, оно придерживалось идей необходимости реформирования существовавшей традиционной системы религиозного образования, а с другой - восстановления связи с прошлым и построение будущего на твердом национальном фундаменте, органичной частью которого является ислам.
Особый акцент на реформирование системы традиционного религиозного образования был обусловлен тем, что в прошлые годы получение религиозного образования отнимало много времени; используемые методики не отличались большой эффективностью. Без осуществления соответствующей реформы говорить об исламском возрождении не приходилось.
Идеи политического противостояния властям у движения Исламского возрождения не было, но поскольку официальная среда была атеистической, любое религиозное направление было воспринято как политическое и не могло не быть подпольным.
В 1987 году Нури был приговорен к полутора годам лишения свободы. В его отсутствие, на фоне нарастающей деградации и ослабления советской государственности, у части последователей стали формироваться политические амбиции, побудившие их отойти от изначальной концепции. Но, будучи большим прагматиком, Нури понимал, что в сложившихся условиях противостоять таким тенденциям уже невозможно.
- Как все-таки движение оказалось втянутым в активную политическую деятельность?
- Начиная с конца 80-х, либерально ориентированные политики перешли на позиции фактического антикоммунизма и рассматривали всех, кто не поддерживал коммунистические взгляды, в качестве своих союзников. Советское государство стало размываться, национальные движения обрели возможность развиваться. Впрочем, национальное возрождение изначально планировали только в рамках СССР, никто не связывал его с независимостью. Первым идею возрождения и независимости поставил в один ряд Тохир Абдуджаббор, но это случилось позже. Причем, возрождение национальных идей было характерно не только для Таджикистана: оппозиция с национальными лозунгами появилась в большей части советских республик. Но, в отличие от наших соседей – Казахстана, Узбекистана, где их лидеры подхватили национальные идеи оппозиции и сами встали во главе этого процесса, а теперь считаются отцами - основателями своих государств, наши лидеры того времени не успели почувствовать тренд и перехватить инициативу. В итоге, в независимость Таджикистан вошел расколотым, началось политическое противостояние, а потом и война.
Когда в марте 1992 года руководитель таджикского парламента Сафарали Кенджаев публично «наехал» на министра внутренних дел Мамадаёза Навджувонова, его сторонники пришли к президентскому дворцу с протестом. Через несколько дней к ним подключились представители ПИВТ. Но, вот, что интересно: в 2003 году Мухаммадшариф Химматзода в статье, опубликованной им в сборнике, посвящённом 30-летию ПИВТ, отметил, что члены партии присоединились к протестам без его ведома.
В 2013 году Кабири прямо сказал о том, что ПИВТ дважды вовлекали в политические действия, которые не отвечали ее интересам, и негативные последствия которых она испытывает до сих пор.
- Когда наступил пик популярности Нури?
- До 1992 года Нури знали только в среде его последователей. Широко известным он стал после того, как возглавил Объединенную таджикскую оппозицию (ОТО). С началом официальных мирных переговоров он обрел статус государственного деятеля общенационального уровня.
Мне кажется, что в 1995 году во время первой встречи Эмомали Рахмона с Нури, которая прошла в Кабуле, было очевидно, что они договорились, достигли и политического, и человеческого взаимопонимания. Фундамент для этого был: во-первых, когда главой государства был избран Э. Рахмон, он объявил, что самой главной задачей для него является достижение мира. В свою очередь Нури крайне опасался повторения в Таджикистане афганского сценария затяжной войны. Во-вторых, ни Э. Рахмон, ни Нури не были фронтлайнерами в начале гражданского противостояния. Психологически им было легче договориться друг с другом, чем кому бы то ни было другому. К тому же для будущего мира складывалась благоприятная внешняя обстановка: в кои-то веки Москва и Вашингтон выступили фактическими политическими ко-спонсорами межтаджикского мирного процесса. Естественно, исходя из своих собственных интересов.
- Как вы думаете, по каким принципам Нури выбирал своего преемника?
- Этой задачей он озаботился давно. Принимая во внимание особенности Нури как руководителя, можно предположить, что он задался целью найти такого преемника, который обладал бы способностью работать в условиях открытой политической деятельности. Было важно, чтобы его не отягощал менталитет подпольщика и, тем более, полевого командира, чтобы он обладал хорошим религиозным и светским образованием, был экономически подкованным, разбирался в международных вопросах и владел несколькими языками. И самое главное, выступал за единство страны, без чего, как полагал Нури, невозможно было добиться исламского возрождения. Можно считать, что выбор Нури был оправдан.
- Тем не менее, вы считаете, что если бы сейчас партию возглавлял Нури, то она не оказалась бы в таком положении?
- Да, безусловно, потому что у Кабири просто не было времени завоевать тот авторитет, который был у его предшественника; к счастью, не было тех событий, в ходе которых Нури, в свое время, проявил себя. Конечно, у Кабири есть авторитет в партийной среде, особенно среди молодежи; у него был авторитет в парламенте, но в этих оценках необходимо обратить внимание и на такой аспект, как возраст. Кабири относительно молод. Большая часть представителей высших слоев власти намного старше, а мы живем в том регионе, где возраст имеет серьезное значение. Между людьми разного возраста у нас, как минимум, устанавливаются неравные отношения.
- Кроме миротворческой роли, которую Нури сыграл в ходе межтаджикских переговоров, что еще было таким же важным в его политической деятельности?
- Таджикистан на сегодня – это единственная республика в Средней Азии (Кыргызстан, где процесс создания устойчивой государственности ещё не завершился, не в счет), в которой действительно есть разные партии, и при этом крепкая государственность. Многопартийность - это огромный плюс для республики: он создает необходимый минимум позитивного имиджа, облегчающего получение поддержки от международных финансовых институтов. Многопартийность для нас такой же важный ресурс, как углеводороды у наших соседей по региону. И отчасти в этом заслуга Нури, потому что при нем, и при его преемнике, ПИВТ стала заметным и самостоятельным участником политических процессов в Таджикистане.
27.04 00:53
