Как строили новый мир
28.02.2013, 00:13
В середине XIX века жизнь стала ощутимо набирать обороты. Наука одно за другим совершала важные открытия, экономика осваивала крупные промышленные производства, а люди мощным потоком устремились в города — в которых то здесь, то там возникали здания, поражавшие масштабом и непривычным видом.
Новая архитектура стала гимном прогрессу. Металлические конструкции, опоры, части каркаса — все то, что прежде было принято тщательно скрывать в обильно декорированных стенах, отныне оказалось лицом архитектуры. Здания — сначала нежилые, а потом и предназначенные для обитания людей — стали похожими на сложносочиненные механизмы. «Машины для жилья» — так определил их франкошвейцарец Ле Корбюзье, и это не емкая метафора, а рабочая формула. Здания, созданные из модулей — так же, как Форд собирал свои автомобили из деталей, способные менять планировку. Не только их форма, но и внешний вид оказались подчинены назначению здания. Архитектура начала ориентироваться на утилитаризм.
Разумеется, и раньше она была плотью от плоти прогресса, делая очередной шаг в своем развитии лишь после того, как свой шаг делал научный поиск. В этом смысле формула «искусство ради искусства» архитектуре не подходила: изнанкой зодчества всегда были инженерные достижения. Наука искала возможности — архитектура этими возможностями пользовалась.
Во второй половине XIX столетия в диалоге науки и зодчества появились новые интонации. Пока все прочие виды искусства, от живописи до поэзии, погружались в пучину эсхатологического предчувствия «конца века» без надежд на будущее, архитекторы принялись это будущее создавать своими руками. Декадентскому сумраку они противопоставили сияющий свет науки — это он, проникая в новые здания через увеличившиеся оконные проемы, озарял помещения. Каждая постройка отныне была монументом могуществу прогресса, а не просто пользовалась его достижениями.
Пионером новой архитектуры стал Джозеф Пэкстон, автор возведенного в 1851 году Хрустального дворца - центрального павильона для открывшейся в Лондоне первой Всемирной выставки. Построенный из металла и стекла, он поражал не только размерами, но и совершенно неземной легкостью и воздушностью. Пэкстон использовал модульные конструкции, созданные промышленным способом, — в результате то, что прежде строилось бы годами, стало возможно возвести за несколько месяцев. Идею Пэкстона подхватили инженеры в других странах — к еще одной Всемирной выставке, прошедшей в Париже в 1889 году, было сооружено несколько огромных стеклянных павильонов, а Гюстав Эйфель всего за два года построил свою 300-метровую железную башню.
Одних она ужасала, других - восхищала, но и те и другие считали ее неоспоримым доказательством того, что мир изменился и больше никогда не будет прежним.
На смену красоте приходило удобство. На смену кирпичу и камню — стекло и ковровая плитка, металлические конструкции и железобетон, еще одно открытие века, правда, из разряда случайных озарений. Сам бетон, известный еще древним римлянам, затем забытый и вновь переоткрытый к концу XVIII столетия, к середине следующего века уже широко употреблялся для фундаментов и опор. В 1867 году садовник Жозеф Монье, экспериментируя с железной арматурой, получил железобетон — материал одновременно прочный и упругий, а кроме того, огнеупорный и недорогой. Последние два качества были особенно востребованы.
Промышленная революция превратила города в перенаселенные муравейники — даже в тех из них, в которых была сносная инфраструктура, наплыв новых жителей привел к ее коллапсу. Средневековая планировка трещала по швам, города обрастали трущобами, захлебывались в собственных нечистотах и к тому же часто горели — впрочем, пожары грозили и тем из них, что возникли не так давно. Одной из самых разрушительных огненных катастроф стал пожар, случившийся в Чикаго
в 1871 году. После него город необходимо было застраивать заново, жилья не хватало, а цены на землю, мягко говоря, кусались. Группа чикагских архитекторов во главе с Льюисом Салливеном предложила выход — возводить многоэтажные здания с несущим стальным каркасом, который выдерживал куда большие нагрузки, чем перекрытия из кирпича или бетона. Первые «небоскребы» насчитывали 10-15 этажей, но с каждым годом дома становились все выше и выше. В середине XIX века был изобретен лифт, так что жильцы небоскребов не стирали ноги, поднимаясь и спускаясь по лестницам. Именно Салливену принадлежит высказывание, ставшее впоследствии девизом адептов функционализма: «Форму в архитектуре определяет функция».
В начале XX века в Нью-Йорке, самом большом и богатом городе США, началась настоящая гонка небоскребов. В 1913 году был построен Вулворт-билдинг в 57 этажей (высотой 241 метр), в 1930-м — Крайслер-билдинг в 77 этажей, а всего через год — Эмпайр-стейт-билдинг в 102 этажа (высотой 443 метра вместе с антенной). Они были уже не жилыми домами, а офисными зданиями — штаб-квартирами набирающих могущество корпораций. Нежилым был и 177-метровый Манхэттен-мью-нисипэл-билдинг, достроенный в Нью-Йорке к 1914 году: он интересен не только как образец американского ар-деко, но и как прообраз московских высоток — во всяком случае, именно ему приписывает эту роль архитектурная молва. Сами высотки, впрочем, были уже не функциональной архитектурой, а монументами эпохи, нещадно боровшейся с последствиями функционализма, вернувшейся в мир классических ордеров и помпезной декорации — сталинского имперского стиля.
Но перед тем как этот стиль в начале 1930-х был провозглашен в отечественном зодчестве единственно верным, на просторах СССР полтора десятилетия шли функционалистские архитектурные поиски, которые поставили страну в ряд ведущих мировых архитектурных держав.
На отечественной послереволюционной почве архитектурный функционализм обрел название конструктивизма — и статус государственной эстетики, которая наилучшим образом соответствовала задачам молодой республики, стремившейся и на уровне архитектуры размежеваться с царским прошлым. Строгие и простые, подчеркнуто функциональные, лишенные «буржуазного» декора, новые здания должны были сооружаться из новых материалов - стекла и железобетона. Но на практике использовать их получалось далеко не всегда: в условиях тотального дефицита первых советских лет архитекторам порой приходилось чертить красными карандашами — в отсутствие простых, а свои новаторские здания сооружать по старинке, из дерева.
Конструктивизм — не стиль, а метод. Кстати, именно за «стилизаторство», увлечение конструктивистскими внешними эффектами, а не архитектурной механикой в свое время ругали Григория Бархина, автора здания «Известий» в Москве. Конструктивистским манифестом — правда, так и не воплощенным в монументальных материалах, — стала Башня III Коммунистического интернационала, проект Владимира Татлина. Огромная 400-метровая красная башня в виде двойной спирали, закрученной по логарифмической кривой, должна была опоясывать три расположенных друг на друге стеклянных помещения разной геометрической формы, которые обращались бы вокруг оси каждое со своей скоростью. Другие конструктивисты мыслили, быть может, не столь глобально, но все их проекты были рассчитаны на сознание людей нового типа и служили нуждам нового, социалистического общества.
Фабрики-кухни, дворцы труда, рабочие клубы, дома - коммуны, огромные общественные гаражи — здания нового типа проектировались исходя из особенностей и задач их функционирования, все лишнее было исключено. Красота и гармония во внешнем облике строения достигались за счет продуманных конструктивных решений.
Созданный выдающимся советским архитектором Константином Мельниковым Дом культуры имени Русакова в Москве напоминает часть гигантской шестеренки — такое впечатление создается из-за трех балконов зрительного зала, которые вынесены наружу и находятся в трех выступах - «зубцах». Внутри клуба «живые стены» могли трансформировать пространство, отделяя расположенные в балконах части зрительного зала или объединяя их, — к сожалению, грандиозная театральная машинерия клуба была безнадежно испорчена в процессе эксплуатации. Сам Мельников, доживший до преклонных лет, с грустью взирал на то, как его детище приходит в упадок, — и не раз, проходя по Стромынке, оставлял в своем блокноте лаконичные записи: что нужно сделать, чтобы успеть спасти клуб-шестеренку.
Евгения САВОЙСКАЯ, Лилия ЛИТВИНА
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам
зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
21.11 14:03
