Жительница Душанбе, сотрудница международной организации оказалась в Хороге в самые первые дни спецоперации. Ей и ее коллегам первым удалось выбраться из заблокированного города. Вот что она рассказала «АП» по возвращению в Душанбе:
«Мы жили в центре Хорога возле стадиона. В Хороге стояла замечательная погода, свежий ветерок, прохлада. За день начала операции ничто не предвещало конфликта. А в 4 утра как началось! Пули летали над нашим зданием. С правительственной стороны стреляла артиллерия, что-то бухало. Была страшная перестрелка. При мне ранило одного офицера, которого увезли потом на военной машине. Люди боялись выходить из домов и сидели или лежали на полу. Я не видела трупы и не знаю, сколько погибло людей. Днем стрельба тоже была местами, но люди стали появляться на улице. Удивительно, что слышна стрельба, а люди спокойно стоят на улице. Стреляли снайперы с обеих сторон. Женщины и подростки вышли к зданию областной администрации. Некоторые держали плакаты: «Нест бод джанг». Иногда обстановка накалялась. Солдаты из оцепления начинали стрелять в воздух, чтобы остудить пыл митингующих. Некоторые местные бросали камнями в своих милиционеров. Но также очень много военных на улицах. Люди возбуждены, ситуация наэлектризована. На второй день был сильный дождь, потом поднялся сильный ветер. Такое ощущение, что даже природа была против кровопролития. Я не видела и не слышала, чтобы город бомбили с воздуха. Во всяком случае, в центре этого не было. Но вообще создалось такое ощущение, что от администрации ничего не зависит, она ничего не способна сделать. Сидели без связи и света, не знали что делать, куда идти. Мы сидели как в ловушке. По сути, жители и гости Хорога словно оказались в заложниках. Пошли в администрацию, но там заседали, почти целый день обсуждения, согласования.
В очередной раз, когда мы пришли в администрацию, чтобы понять, что нам делать и как выехать, Хилолов и Мамадаминов говорили по телефону с президентом, докладывали ему обстановку. Потом нам сказали, выезжайте, как хотите. Среди нас были уроженцы и ГБАО, и Хатлона, и Душанбе, мужчины и женщины, а также иностранцы. В конце концов, на свой страх и риск мы решили сами выбираться. Поскольку мы приехали на своих машинах, всех собрали и поехали на выезд из города. Повсюду были баррикады, поваленные тополя поперек дорог, запруды из камней на асфальте. Не поймешь, кто где. Штаб правительственных войск требовал от ополченцев убрать баррикады. Но я не видела, чтобы кто-то разбирал. На выезде, возле аэропорта стоял военный КамАз. Там нас пропустили, посмотрев, кто едет. Вообще никакого разрешения на выезд из города не потребовалось. Но помимо нас никто из мирных жителей не покидал город.
На выезде из города работала заправка, машины спокойно заправлялись, ажиотажа не было. Дальше пошли посты, где проверяли или не проверяли документы, но нигде долго не задерживали. Мы долго стояли только в Калайхумбе, где ремонтируют и расширяют дорогу. Мы ехали практически по пустой дороге. На постах удивлялись, что мы едем из самого Хорога. Навстречу нам встретилась одна военная колонна, несколько КамАзов, но сложно сказать, были ли это правительственные войска или ополченцы, потому что как только начались военные действия, некоторые местные также надели камуфлированную форму. Нам навстречу встретился только один человек, который ехал из Душанбе в Хорог за детьми.
Не знаю, добрался ли он, пустили ли его. Вся дорога заняла почти сутки, но ощущение после выезда из Хорога было такое, что ты уже в безопасности. Я ранее часто бывала в Хороге и люблю там бывать, но в этот раз хотелось поскорее выбраться оттуда.
Вообще я не понимаю, зачем для поимки 4-х подозреваемых собирать такую армию и начинать стрельбу в городе в 4 утра».