Существует ли формула смешного? Дж. В. Шамари разбирается, как объяснить чувство юмора с помощью научной теории.
Два охотника идут по лесу. Одному внезапно становится плохо — дыхания нет, глаза остекленели. Второй достает мобильник, вызывает скорую помощь: «Мой друг мертв! Что я могу сделать?» «Успокойтесь, я сейчас помогу вам. Во-первых, удостоверьтесь, что ваш друг действительно мертв». Оператор слышит выстрел, и охотник вновь начинает говорить по телефону: «Точно мертв. Что дальше?»
Вряд ли вы услышите такие шутки в выступлениях комиков; Но именно этот анекдот признан самым смешным в мире по итогам проведения эксперимента «Лаборатория смеха» (LaughLab). Его провел психолог Ричард Вайзман (Richard Wiseman). В ходе работы проанализированы 40 тыс. других шуток, и анекдот про охотников оказался наиболее забавным. Но не удивляйтесь, если он не вызвал у вас даже легкой усмешки. Это вполне ожидаемо, если анекдот вы читали в одиночестве. Люди более охотно смеются в компании, поскольку смех — один из древних способов укрепления социальных контактов и совсем не обязательно реакция на что-то смешное. Для окружающих это сигнал того, что мы просто играем. Смех — доисторическая форма поведения, выработанная до возникновения чувства юмора как такового (см. раздел «Смех и мозг»). «Шутки — это своего рода социальная смазка, результат спонтанного словотворчества группы людей», — уверяет профессор-социолог Кристи Дэйвис (Christie Davies) из Редингского университета (Великобритания).
Шутка в радость
Клоуны и комики, несомненно, используют шутки. Но комедийные постановки разного рода — лишь малая часть смеха в жизни, полагает Дэйвис. Ключевое отличие комедийных актеров от просто смешных людей, по его мнению, заключается в том, что первые создают сценический образ для своих выступлений и тщательно готовят свои номера. Если шутка подана неправильно, номер провалится.
Чтобы шутки сохраняли свежесть, юмористам зачастую приходится преступать некоторые общепринятые границы приемлемого. Некоторых комиков, таких как Фрэнки Бойл (Frankie Boyle), нередко критикуют за рискованный юмор. «Говорят, что каждая шутка — маленькая революция, она демонстрирует сопротивление общества, — говорит Дэйвис. —
Однако ее влияние не так уж и велико, если сравнивать с другими выражениями общественного подъема».
Основываясь на результатах своих исследований, Дэйвис утверждает, что неполиткорректные шутки не настолько чреваты неприятностями, как утверждают апологеты полит-корректности. Примером тому могут служить советские кухонные анекдоты. Распад СССР стал следствием сложных социально-экономических и политических процессов, а не шуток о густых бровях Брежнева. «Любовь советских людей к анекдотам свидетельствует о царившем тогда цинизме и падении морального духа (или, скорее, усталости от лозунгов. — Примеч. ред.), — утверждает Дэйвис. — Шутки являются своего рода термометром, но не термостатом, не обеспечивая обратной связи с породившей их системой».
Шутки, особенно неполиткорректные, способствуют свободе выражения, позволяя людям уйти от запретов повседневной жизни без необходимости серьезно высказываться по какому-либо поводу, считает Дэйвис. «Я не думаю, что их важность заключается в какой-либо особой функции. Скорее, это способ отдохнуть от ограничений, накладываемых общественным сознанием», — объясняет он.
«Люди с чувством юмора лучше справляются со стрессами»
По словам профессора Виллибальда Руха (Willibald Ruch), психолога из Цюрихского университета в Швейцарии, юмор благотворно сказывается на психическом здоровье. «Люди с чувством юмора лучше справляются со стрессами, — говорит Рух. — Эту закономерность хорошо было видно в концентрационных лагерях, она характерна для представителей опасных профессий, работников скорой помощи в ситуациях, чуждых юмору. Но это обычное явление, и те, кто шутит, впоследствии сталкиваются с меньшим количеством проблем психологического характера».
Будучи экспертом в области психологии личности, Рух занимался также изучением людей без чувства юмора. «Есть такие люди, которые чрезмерно серьезны: они не замечают светлых сторон и не прибегают к юмору при общении», — рассказывает ученый.
Рух опубликовал более 50 статей на тему гелотофобии — страха быть высмеянным. Как правило, ему подвержены люди, становившиеся в прошлом объектом чьих-либо насмешек. «Такие люди не в состоянии отличить на слух дружелюбный смех от недружелюбного. Если им описать ситуацию, в которой кого-то дразнят или высмеивают, а затем попросить поделиться ощущениями, гелотофобы будут говорить о чувствах стыда и страха», — объясняет Рух.
Юмор также может улучшать физическое здоровье. Рух практиковал смехотерапию на пациентах с хроническим обструктивным заболеванием легких — болезненной патологией, вызываемой чрезмерно расширенными легкими. Использование «терапевтического клоуна» помогало больным расслабиться и рассмеяться, высвобождая излишки воздуха из легких. Смех действительно может быть лучшим лекарством!
Формула смеха
Вопрос, что делает вещи смешными, занимал умы философов на протяжении тысячелетий, задолго до того как юмор стали отождествлять со счастьем. Существует три основных теории этого феномена: юмор как удовольствие от чувства собственного превосходства, способ избавиться от напряжения или реакция на неожиданное (см. врезку «Теории юмора»).
«При пристальном взгляде на эти теории становится заметна их связь с негативным опытом, — говорит Питер Макгро (Peter McGraw), специалист из Колорадского университета (США), изучающий психологию потребителей. — Странно, что для толкования одного явления используют три разные теории». В итоге Макгро со своим коллегой Калебом Уорреном (Caleb Warren) предложили теорию, которая, по их мнению, полностью объясняет феномен юмора. Они назвали ее теорией безобидного нарушения.
Суть ее в том, что юмор появляется в ситуациях, когда что-либо угрожает нормальному порядку вещей (отсюда «нарушение»), но не настолько, чтобы вызвать негативные последствия (отсюда «безобидный»). Макгро утверждает, что сделанные с помощью этой теории прогнозы проходят проверку практикой. В ходе эксперимента Макгро задал испытуемым ситуации, каждая из которых предполагала два разных варианта развития событий. В одном из примеров вводная установка выглядит так: умирающий отец говорит сыну: «Можешь делать с моим прахом всё, что хочешь».
В первом варианте сын предает пепел земле, как того и следовало ожидать, а во втором — возможно, под влиянием истории Кита Ричардса (Keith Richards), гитариста Rolling Stones, который известен своим вызывающим поведением, — нюхает прах отца, как кокаин. Такое поведение — нарушение наших представлений о нормальном развитии событий в данной ситуации. Но оно безопасно для окружающих. Как и должно было случиться согласно теоретическим выкладкам, публика сочла вариант с «безобидным нарушением» более забавным.
Безобидность юмора зависит не только от содержания шутки, но и от манеры подачи, а также от самого рассказчика. Например, комик Сара Силверман (Sarah Silverman) известна своими шутками на табуированные темы, наподобие расизма и изнасилований. Однако придуманный ею образ расистки подается в очаровательной безобидной манере, а потому такое поведение выглядит почти безвредным.
Согласно теории безобидного нарушения, вещи кажутся нам более или менее смешными также в зависимости от «психологической дистанции». Споткнувшийся незнакомец вряд ли вызовет у нас улыбку, но если то же самое произойдет с нашим другом, мы, скорее всего, рассмеемся. «В случае с незнакомцем это настолько тривиально, что не вызывает реакции, — объясняет Макгро. — Серьезность "нарушения" и дистанция находятся здесь во взаимодействии. Вопрос в том, чтобы найти нужную точку и не оказаться слишком близко к крайним значениям этих показателей».
Однако не все приемлют подобную позицию. Профессор Виктор Раскин (Victor Raskin), работающий для журнала Humor, издаваемого Международным обществом изучения юмора, отвергает теорию безобидного нарушения и эксперименты вроде «Лаборатории смеха» как очень расплывчатые и ненаучные. «Юмор — феномен того же уровня сложности, что г и язык или даже сама жизнь,— го- ^^ ворит Раскин. — Поэтому всякую теорию, в которой речь идет о единственной формуле, можно смело считать необоснованным упрощением».
Теория Раскина (специалиста по вычислительной лингвистике из университета Пердью в США) пользуется гораздо более широким признанием. Ее особенность в определении условий, необходимых для превращения текста в шутку. По его «семантической теории письменного юмора», шутка — это текст, содержащий некую изюминку, или триггер, и две противоположные концепции или ситуации: нечто хорошее, противопоставленное плохому, жизнь — смерти и так далее.
По мнению Раскина, если руководствоваться таким принципом, можно вывести сотни формул для составления шуток. Да новые формулы и продолжают открывать всё время, зачастую благодаря комикам-провокаторам вроде Силверман. В то же время Раскин не торопится свести формулы в единый список: «Такое исследование возможно, но вряд ли оно стоит усилий. Если мне повезет найти скучного аспиранта, который проштудирует миллион шуток и как-то их классифицирует, тогда посмотрим».
Как отмечает комик Робин Инс (Robin Ince), один из ведущих научной программы «Бесконечная обезьянья клетка» (The Infinite Monkey Cage) на BBC Radio 4, некоторые комики разговорного жанра отличаются почти научным подходом к юмору. Один из них, американец Стивен Райт (Steven Wright), сортирует свои шутки исходя из того, насколько они смешны, — рейтингуя буквами А, В или С.
Тем не менее, кажется, что кроме зарядки для ума, изучение шуток представляет собой лишь академическую абстракцию. «Такие исследования никак не отражаются на практике юмористов, — говорит Инс. — Юмор интересно изучать, но что мы получим от понимания того, почему смеемся? Боюсь, подобные исследования только портят праздник».
Специалисты по юмору с этим тезисом не согласны. «Внешнее легкомыслие данной тематики еще не означает, что науке она не должна быть интересна, — считает Питер Макгро. — Великие умы непременно должны интересоваться тем, что заставляет людей смеяться, ведь юмор — превосходный индикатор счастья!»
Дж. В. Шамари (JV Chamary) — редактор очерков журнала «Фокус»
19.04 07:39
