Пока в Душанбе планомерно уничтожается почти все, что рассказывало бы будущим поколениям об истории современного Таджикистана, в недалеком Казахстане даже самым печальным страницам советского периода устанавливаются памятники. Пожалуй, «26-ая точка» или акмолинский лагерь жен изменников Родины, где в 30-е годы тысячи женщин прошли настоящий ад - это не самое приятное воспоминание для государства. Тем не менее, имена этих жертв отлили в граните. Есть среди них и таджикская фамилия.
ВООБЩЕ, этот лагерь теперь официально называют так, как когда-то между собой его обозначали узницы – АЛЖИР, т.е. акмолинский лагерь жен изменников Родины.
Сейчас слово «изменники» в этом названии ставят в кавычки, т.к. все заключенные реабилитированы. Но в 1938 году, когда на месте так называемой «26-й точки» (26-ой поселок трудопоселений), близ сегодняшней Астаны, был организован лагерь для членов семей изменников Родины, никаких кавычек не было. Изменников ненавидел почти весь советский народ, и тысячи женщин, которые прошли ад АЛЖИРа, знали об этом не понаслышке.
Впрочем, даже в эти самые нечеловеческие годы находились и те, кто, рискуя собственной жизнью, старался облегчить тернистый путь этих мучениц. Во многом, благодаря им, сегодняшнее поколение и знает эту печальную историю.
«Нам не верит страна, ни единый прохожий нам навстречу ответной улыбки не шлет»…
ТАКИМИ словами, высеченными на памятной плите, сегодня встречает своих посетителей теперь уже мемориальный комплекс жертв политических репрессий - АЛЖИР. Это строки из стихотворения принадлежат одной из узниц лагеря Софьи Солуновой. Вместе с ней наказания за то, что они являлись членами семей «изменников» Родины, тут несли еще 7999 женщин. В основном – это были жены «предателей», но были тут и их дочери, сестры и даже племянницы. В общем, все, кто имел хоть какое-то отношение к «врагам народа».
Истории о том, как в АЛЖИР попадали узницы, не менее ужасны, чем та жизнь, которая их здесь ожидала. Типичная ситуация выглядела так: мужа арестовывали, отправляли на расстрел, затем звонили жене и предлагали свидание с заключенным. Если она соглашалась, а значит, не отрекалась от супруга, то это расценивалось, как соучастие в преступлении и служило поводом для наказания. Надеясь на встречу с мужьями, женщины надевали свою самую красивую одежду и приходили в отделение, где им предъявляли обвинения, закрывали в камеры, а позже отправляли в лагеря. В суровую казахстанскую степь они попадали в туфлях на каблуках, в шелковых платьях и шляпках с вуалью.
«Лидия Михайловна Френкель очень любила духи Chanel № 5 и всегда пользовалась ими. Ее пальто было пропитано этим ароматом, и когда она впервые вошла в барак, все заключенные прильнули к ней, жадно вдыхая аромат прошлой счастливой жизни». - Из воспоминаний узниц АЛЖИРа.
Впрочем, иногда за своими жертвами сотрудники НКВД приходили прямо домой. Вот как описывает начало своего пути в АЛЖИР Анцис Мария Лазаревна: «Где мы споткнулись, где мы ошиблись, где и что мы сделали плохого, за что мужа объявили «врагом народа»?.. Обнимаю сидящую дочурку, смотрю на спящую мать, и вдруг – стук в дверь. Ещё раз и еще. Сердце замирает. Открываю – двое в форме: «Мы пришли за вами». «Это арест?» – вырвалось из груди. «Да, вы арестованы. Собирайте вещи себе, ребёнку. Без шума, живо».
Первые этапы с заключенными поступили в АЛЖИР зимой 1938 года. Педагоги, доктора, музыканты (около 90 процентов заключенных лагеря были с высшим образованием) из Москвы, Тбилиси, Ленинграда, Ташкента оказались в обледеневшей, бескрайней казахстанской степи, где кроме забора из колючей проволоки и низких бараков с двухъярусными нарами ничего не было. Женщин сюда поступало так много, что мест хватало не всем. И потому вновь прибывшие сами строили себе бараки в пургу и метель, в жару и дождь, устанавливали в них нары и застилали свои новые ложа соломой.
Каждый день под лай собак и крики конвоиров узницы ходили на озеро рядом со своей тюрьмой, поросшее камышом. Этот камыш был единственной возможностью спастись от лютого холода: им заключенные АЛЖИРа топили печки в своих бараках, его собирали круглый год.
«О, Господи, да это ведь не камень! И от него так пахнет молоком»
ОДНИМ зимним утром заключенные лагеря под присмотром конвоиров, как обычно, собирали камыш у озера. Мимо проходили казахские пастухи со стадами своей скотины. И их дети начали швырять в женщин камнями. Привычное дело – узницы даже не возмутились: их ненавидели в своих родных городах, чего было ждать от жителей казахских аулов? Конвоиры на это тоже не обратили никакого внимания: все правильно делают - бросают камни в жен врагов народа.
Одна из узниц лагеря Гертруда Платайс, пытаясь увернуться от камней, поскользнулась на снежной жиже и упала на землю. И вдруг - почувствовала давно забытый запах молока. Откуда? От камней, которыми швыряли дети пастухов? Она взяла один камешек, попробовала на вкус и не ошиблась - это еда. Тихонько собрала камешки за пазуху, а когда принесла их в барак, заключенные казашки признали в них курут или курт, как его здесь называют.
Благодаря этому куруту, многие узницы не умерли от голода; из-за этого курута пастухи могли бы пополнить ряды заключенных таких же лагерей. Они это знали, но продолжали рисковать все годы существования АЛЖИРа.
Голод в лагере косил многих. Если узницы или дети умирали зимой, то их тела засыпали солью и складывали чуть дальше от лагеря: вырыть зимой могилу в заледенелой степи не было никакой возможности, поэтому приходилось ждать, пока оттает земля. Но даже те крохи еды, которые получали узники АЛЖИРа, не всегда оставались у них.
Бывшая узница лагеря Минтай Даукенова вспоминала, что когда они посадили яблоневый сад, а степные зайцы начали обдирать кору саженцев, администрация лагеря пригрозила: за каждое пропавшее дерево - расстрел одной заключенной. Чтобы спасти яблони, женщины обкладывали их кусочками выданного им хлеба. Сад был сохранен.
«В спальном бараке, где одновременно прозябало 360 человек, воздух был спертый. Женщины, чтобы выжить, собирали по помойкам кочерыжки и варили себе похлебку в котелочках в топках, и вонь стояла на весь барак. Конвоир, приводивший нас к месту, гнушался заходить внутрь из-за запаха. Обычно он просил кого-нибудь из дежурных старушек пересчитать заключенных. Наши дамы шутили: «Стерегут нас, как золото, а ценят, как г...» – пишет в своих воспоминаниях бывшая узница АЛЖИРа Мария Даниленко.
Имена АЛЖИРа
СЕЙЧАС позади музея АЛЖИР, где собраны личные вещи его бывших заключенных - их письма и книги с воспоминаниями, на мраморной стене в несколько сот метров выгравированы имена всех узниц. Десятки национальностей, тысячи женщин самых разных профессий. «Кого только ни собрал лагерь: здесь находились и артистки, и ученые, и инженеры, и преподаватели. Лошадьми с ассенизационными бочками поначалу управляли дамы в шляпах. Шляпы потом поистрепались, и все приобрели лагерный вид» - описывает контингент АЛЖИРа Михаил Зельцер, сын заключенной Брайны Лурье в своем рассказе «Страницы трагических судеб».
Были среди «алжирок» и знаменитые фамилии. Так, в лагере в разные годы отбывали наказание мать известной на весь мир балерины Майи Плисецкой – Рахиль Плисецкая, попавшая сюда с восьмимесячным сыном Азарием; мать поэта Булата Окуджавы; заслуженная артистка РСФСР Лидия Русланова; сестры маршала Тухачевского; жена Бухарина и многие другие.
Но когда таджикские туристы попадают в это место скорби, большее их внимание занимает единственное имя - Марьяна Шарифбаева. В списке узниц АЛЖИРа среди русских, украинок, узбечек, казашек, грузинок, немок, латышек и десятков других она значится как «таджичка». Родилась она в 1907 году в Худжанде, проживала в Москве по ул. Серафимовича, дом 2, кв. 38. Марьяна была приговорена ОСО при НКВД СССР 9 февраля 1938 году как член семьи изменника Родины к 8 годам лишения свободы. Прибыла в КАРЛАГ (карагандинский лагерь, в подчинении которого и находился АЛЖИР) 20 августа 1941 года; была освобождена 9 февраля 1946 года.
К сожалению, никакой другой информации в архивах АЛЖИРа об этой женщине нет. О том, кем она была, неизвестно и в Душанбе.
Попав в АЛЖИР, узницы лишались не только детей, свободы и имущества, но и своих имен, национальностей и собственной истории. И то, что на месте бывшего лагеря, в котором погребены тысячи изломанных судеб и человеческих жизней, и о котором молчали десятки лет после его закрытия, появились живые имена – уже большое чудо. О котором узницы АЛЖИРа, измотанные холодом и голодом, унижениями и несправедливостью, даже не мечтали.
Душанбе-Алматы-Астана-Алматы-Душанбе