В писательских кругах Таджикистана на протяжении многих лет то и дело поднимается вопрос о переносе праха устода Абулькасима Лахути из Москвы в Душанбе. Одним из первых эту тему в прессе ещё в 1967 году затронул незабвенный Лоик Шерали.
Что и говорить, волею судьбы, в силу различных обстоятельств немало великих людей завершили свой земной путь вдали от Родины. Но их думы и чаяния всегда были связаны с родным краем и искра надежды на возвращение в места, где была перерезана их пуповина, не угасала в их истомлённых сердцах.
К таким людям принадлежал и устод Абулькасим Ахмад-заде Лахути, великий поэт и революционер, чья жизнь и бурная деятельность вызывают восхищение по сей день.
Он родился 4 декабря 1887 года в иранском городе Кирманшахе в семье ремесленника и поэта, писавшего мистические стихи под псевдонимом Илхоми - Вдохновенный. Абулькасим ещё в студенческие годы проникся социалистическими идеями, был участником Персидской революции 1905-1911 годов и сражался в составе вооружённых отрядов против шахского режима.
Примечателен эпизод из полного риска и опасностей жизни поэта в тот период, который много лет спустя описан им в его автобиографии. Лахути со своим отрядом попал в засаду, был схвачен в неравном бою и отправлен в тюрьму под Каджаром, где заключённые содержались в ужасающих условиях. Среди охранников был и солдат, курд по национальности. Однажды вечером он тихо затянул песню на своём языке. Лахути, чья мать была курдиянкой, и он с детства знал курдские песни, отряхнулся от своих дум и тоже стал негромко подпевать. Солдат подошёл к нему и пристально взглянув, спросил: «Из какого родника ты пил воду?»
«На это выражение, - пишет Лахути в своей автобиографии, - с которым курды обращаются в знак приветствия, я ответил:
- Из того, который никогда не замутнится.
В ту же ночь с помощью этого солдата я бежал…»
Лахути, девизом жизни избравшего слова, «Иль сброшу с угнетателей корону, Иль кровь свою в святом бою пролью», вновь окунулся в непримиримую борьбу, но после поражения революции был приговорён к смертной казни, тайно перебрался в Багдад, позднее в Стамбул. Наряду с литературным творчеством Лахути и в эмиграции занимается активной политической деятельностью. Ещё в Кирманшахе он издавал революционно-демократическую газету «Бесутун», в Стамбуле же стал выпускать журнал «Парс» на фарси и французском языках. В 1922 году Лахути возглавил народное восстание в столице Южного Ирана - Тавризе, в истории народно-освободительного движения больше известное под названием «Восстание Лахутихана», которое было жестоко подавлено.
Лахути, за чью поимку была обещана крупная награда, золото весом с его голову, вместе с группой соратников, порядка 150 человек, ненастной ночью переправившись на конях через реку Аракс, нашёл пристанище на территории СССР. Ему тогда было тридцать пять лет, некоторое время он живёт в Нахичеване, Баку и Тбилиси, затем переезжает в Москву.
Здесь он узнаёт, что в составе СССР, в Средней Азии есть республика с названием Таджикистан, где Фирдоуси, Хайяма, Саади и Хафиза читают в оригинале и издревле почитают также, как в Иране. По просьбе Лахути его направляют на работу в Таджикистан, к единоязычным братьям. Еще до приезда Лахути там уже широкую известность получило его стихотворение «Красная революция», на которое циклом стихов ответили Айни, Мунзим, Фитрат, Хамди и др. С той поры Лахути так и стали называть - «Красный стихотворец». Поэт - новатор, поэт - трибун, Лахути расширил диапазон таджикской литературы, обогатил её новыми мотивами, которые он черпал из действительности. В Таджикистане он нашёл благодарную аудиторию, кумиром которой стал, между ним и таджикскими писателями, прежде всего с устодом Садриддином Айни завязывается тесная творческая дружба.
Стихи Абулькасима Лахути были у всех на устах, они вызывали живой отклик, их читали наизусть, начиная со школьников до крестьян и рабочих, не говоря об интеллигенции. На его лирические стихи слагались песни, которые до сих пор популярны в народе. Для некоторых из них поэт сам сочинял музыку. Он автор многочисленных поэм, баллад, газелей, вошедших в золотую сокровищницу таджикской литературы ХХ века. Большой известностью пользовались патриотические поэмы, созданные им в годы Великой Отечественной войны. Им также переведены на таджикский язык произведения А.С.Пушкина, А.С.Грибоедова, Т.Г.Шевченко, У.Шекспира, Лопе де Вега, В.Гюго, В.В.Маяковского.
В 1934 году Лахути принимает участие в работе 1-го съезда писателей СССР. Во всех центральных газетах была опубликована фотография, где Лахути вместе с Константином Фединым восседает в президиуме рядом с Максимом Горьким.
Великий пролетарский писатель высоко ценил поэтическое дарование Лахути. На своей книге избранных произведений, подаренной Лахути, он сделал надпись: «М.Горький - Лахути, поэту - революционеру, - 6/х-33».
В 1941 году, за три месяца до начала Великой Отечественной войны, в честь первой Декады таджикского искусства в Москве Лахути создаёт либретто для оперы Сергея Баласаняна и Шарифа Бобокалонова «Кузнец Кова» по мотивам «Шахнаме» Абулькасима Фирдоуси, пронизанное духом патриотизма и свободолюбия.
В этом произведении Лахути использовал известное народное сказание о доблестном кузнеце Кове, поднявшем всенародное восстание против чужеземного тирана Заххока.
В 1945 году пишет стихотворение, ставшее текстом Гимна Таджикской ССР.
В 1935 году Лахути в качестве руководителя делегации советских писателей и деятелей культуры, в которую входили Илья Эренбург, Михаил Кольцов, Якуб Колас, Галактион Табидзе, Борис Пастернак и другие, принимает участие в Международном Конгрессе в защиту культуры в Париже, где выступает с докладом на тему «Культура и нации в Советском Союзе». Выступление Лахути на парижском конгрессе было переведено более чем на тридцать языков мира. Тогда же он познакомился и сблизился с видными активистами Движения за мир, Лауреатами Нобелевской премии, французским писателем Роменом Ролланом и учёным - физиком Фредерико Жолио-Кюри. Результатом той поездки стала поэма «В Европе», в которой поэт с удивительной прозорливостью предвещает о надвигающейся опасности фашизма.
Заметно выделяются его стихи, посвящённые великим поэтам разных народов - Шота Руставели, Тарасу Шевченко, Коста Хетагурову, Николаю Островскому, Горькому, Джамбулу, Петрусе Бровке, Якубу Коласу, Назыму Хикмету.
К слову, яркая, драматическая судьба Абулькасима Лахути, уникальная сила личностного вторжения в бытиё и сознание людей, во многом схожа с кипучей деятельностью другого его выдающегося современника, основателя нового направления в турецкой поэзии Назыма Хикмета Рана, также страстно призывавшего к борьбе против насилия и гнёта. В общей сложности он семнадцать лет провел в турецких тюрьмах и был освобождён под давлением мировой общественности, некоторое время жил в Москве, где и умер в 1963 году.
Переведённые на многие языки мира, стихи Лахути продолжают жить в Таджикистане, Иране, Афганистане, известны они и в Турции, Пакистане, Индии. Одно из стихотворений Лахути, наиболее ярко выражающее свободолюбивый дух поэта, -
Тот живёт лишь, кто свободен, Бейся ж за свободу!
В рабстве жить, чтобы продолжить жизни нить, не надо!
- переложенное на музыку, в исполнении популярного афганского певца Ахмада Зохира стала народной песней на Востоке.
Об одной заслуге Лахути перед таджикским народом, таджикской литературой хочется сказать особо. Известно, что Лахути, в течение многих лет являвшийся ответственным секретарём Союза писателей СССР и специальным корреспондентом газеты «Правда» - (органа ЦК ВКП(б), пользовался уважением у некоторых видных государственных деятелей из числа старых революционеров, таких как Серго Орджоникидзе, Климентий Ворошилов и Михаил Калинин. Несколько раз он встречался и с самим И.В.Сталиным, который внимательно следил за развитием революционных событий в сопредельном с закавказскими республиками Иране и знал имена предводителей народного движения в этой стране. Дружеское расположение Сталина к Лахути сохранилось до самой кончины вождя.
Во многом именно благодаря личности Лахути, его связям и влиянию, основоположник новой таджикской литературы Садриддин Айни был ограждён от нападок и наветов врагов нации, которым подвергался в сложные и противоречивые 20-30-е годы прошлого века, тем самым спасшись от жестоких репрессий и неминуемой смерти. Об этом свидетельствует и интенсивная переписка между Айни и Лахути.
Указывая на этот факт, спустя годы академик Мухаммад Осими напишет: «Лахути спас Айни от пыток и безвестности, защитил его доброе имя. Не будь смелого вмешательства Лахути, кто знает, как бы сложилась судьба Айни. Эту заслугу Лахути таджики не забудут никогда».
Одним словом, если бы не соприкоснулись жизненные пути Айни и Лахути, Айни вряд ли бы достиг того положения, которое он достиг подвижническим трудом во благо своего народа, не оставил бы такого громадного литературного, научного и публицистического наследия, благодаря чему его по праву ставят в один ряд с Рабиндранатом Тагором, Лу Синем, Тахо Хусейном.
К слову, только стараниями Лахути в 1926 году в Москве был издан большой исследовательский труд С.Айни «Образцы таджикской литературы», сыгравший значительную роль в деле признания таджикского народа и его культурного наследия в годы разгула воинствующего шовинизма.
Таким образом СССР, Таджикистан стали для Лахути второй Родиной. Как призывный колокольный звон звучат по сей день слова из его стихотворения, посвящённом полюбившемуся Таджикистану:
Надежда светлая души взволнованной моей.-
Таджикистан! О сила рук, о свет моих очей!
В то же время мысленно его взор был всегда обращён к Ирану, где, как он верил до последнего, восторжествуют свобода и демократия.
Лахути умер в Москве 16 марта 1957 года, и его прах был погребён на Новодевичьем кладбище.
«Советские люди похоронили его на кладбище, где они хоронят самых знаменитых своих ученых, полководцев, деятелей культуры. На его долю выпало то, что мало кому могло и может выпасть в нашем веке, - еще при жизни он стал классиком двух литератур, основоположником пролетарской поэзии Ирана и советской поэзии Таджикистана. Его жизнь и его поэзия слиты воедино, и недаром на его надгробии слова «поэт» и «революционер» стоят рядом, как передающие нерасторжимое двуединое понятие».
Эта краткая цитата, приведённая из предисловия известного литературоведа Михоэла Занда к книге Лахути «Ветер утра», выпущенной в 1967 году издательством «Художественная литература» в Москве, весьма ёмко и точно отображает кипучую жизнь и многогранную деятельность поэта, его художнический и гражданский подвиг, величие личности.
Думается, здесь уместно будет напомнить и о последних минутах жизни Абулькасима Лахути, прошедших в туберкулёзной клинике имени Герцена, словах произнесённых великим поэтом на последнем вздохе.
Как свидетельствует со ссылкой на достоверные источники известный кинорежиссёр Давлат Худоназаров в документальном фильме, посвященном поэту, а также доктор филологических наук, профессор Худойназар Асозода в своей книге «Жизнь устода Лахути», он умирал в одиночестве на руках сиделки, русской женщины. Когда утром в клинику прибыла жена Лахути, известный переводчик и востоковед Цецилия Бенциановна Бану, урождённая Хейфиц, она поведала ей, что перед смертью Лахути произносил на непонятном ей языке какие-то слова, то ли стихи, то ли заклинание. Бану вновь и вновь умоляла вспомнить эти слова, на что сиделка, беспомощно разводя руками, ответила, что он называл имена: Мухаммад, Расул… Тогда Бану всё поняла. «Не эти ли слова, спросила она: «Ашхаду ан ло илоха иллалох ва ашхаду анна Мухаммадан абдуху ва расулуху»? Сиделка утвердительно кивнула и добавила, что он повторил это трижды, прежде чем навечно закрыть глаза.
«Это шахада, - слова свидетельства, молитвословие, которое перед смертью должен произнести каждый мусульманин, - печально молвила Бану. - Они означают: «Свидетельствую о том, что нет Божества кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад посланник Аллаха».
Сказав это, Бану расплакалась. Выйдя замуж в девятнадцать лет, она с Лахути прожила вместе много лет, они перенесли немало тягот, ещё их связывали тесные творческие узы. Член Союза писателей СССР со дня его основания, автор трёх сборников антивоенных стихов, Цецилия Бану, совершив титанический труд, переведя с фарси на русский язык бессменное творение Абулькасима Фирдоуси - эпос «Шахнаме», а также много произведений своего мужа, в кругу друзей полушутя говорила: «Всю жизнь я любила двух Абулькасимов - Фирдоуси и Лахути».
16 марта 1957 года решением Правительства Республики Таджикистан в Москву для участия в похоронах национального поэта прибыла официальная делегация, в которую входили Сатым Улуг-заде, Абдусалом Дехоти и другие. Приехал и сын С.Айни - востоковед Камол Айни, знавший Лахути с детства. Также присутствовали Шавкат Ниязи, недавно назначенный ответственным секретарем Совета по таджикской литературе в Союзе писателей СССР, Солех Салох, преподаватель ГИТИС-а. Проститься с поэтом пришли и студенты московских ВУЗов из Таджикистана, ставшие впоследствии Народными артистами и Заслуженными деятелями культуры - Хашим Гадоев, Хабибулло Абдураззаков, Фотима Гулямова, Хайрулло Абдуллоев, Турахон Ахмадхонов и другие. В тот день, как потом в своих воспоминаниях «Источник вдохновения» напишет композитор Х.Абдуллоев, «…. В Центральном Доме литераторов звучали траурные мелодии Бетховена и Чайковского».
В газете «Минбари халк» («Народная трибуна»), где я работал главным редактором, от 16 февраля 2005 года была опубликована статья доктора исторических наук, профессора Имомназара Келдиева под названием «Мой прах в Москве только до поры…». В ней автор приводит рассказ поэта, переводчика и учёного - лингвиста Абдусалома Дехоти, с которым ему в конце 50-х годов прошлого века довелось работать в Институте истории партии при ЦК КП Таджикистана, о том, как он за три месяца до смерти Лахути ездил проведать учителя и осторожно дал понять, не лучше ли перевезти его в Сталинабад, как назывался тогда Душанбе, где он скорее поправится среди друзей и учеников. На это предложение поэт с доброй улыбкой ответил:
«Моя жизнь и деятельность с 1925 года крепко связаны с Таджикистаном, и я с гордостью считаю себя сыном этой прекрасной земли. Именно поэтому я завещал жене и детям, когда я умру, таков закон природы, чтобы мой прах сожгли и временно хранили в Москве. Если же в ближайшие десять - пятнадцать лет в Иране победит революция рабочих и крестьян и Иран станет свободным, пусть мой прах перевезут в Кирманшах, где я родился, и там предадут земле. Но если же за это время в Иране не произойдёт революции трудового люда, то пусть мой прах перевезут на мою вторую Родину, мой дорогой Таджикистан. Это моё завещание и я хочу, чтобы ты тоже о нём знал, Абдусалом-джан…»
Вернувшись в Душанбе, как пишет далее И.Кельдиев, Дехоти рассказал Мирзо Турсун-заде, возглавлявшему Союз писателей Таджикистана, о тяжёлом состоянии Лахути и о его завещании. Тогда М.Турсун-заде сказал: «Если с устодом что-то случится, мы непременно выполним его последний наказ. Это наш сыновний долг, это задача всех нас».
С того дня, как не стало Абулькасима Лахути, прошло почти шесть десятилетий. В Иране не свершилось революции, о которой мечтал поэт - бунтарь. Распался СССР, Таджикистан, которому он служил и воспевал, стал суверенным государством. В Душанбе, в Государственном академическом театре, который носит имя Абулькасима Лахути, общественность Таджикистана тогда еще с участием Цецилии Бану и сына, Гева Лахути, торжественно отметила 90-летие поэта, спустя годы, по решению ЮНЕСКО - 100-летний юбилей. Всё меньше людей, видевших и общавшихся с А.Лахути. Давно ушла из бренного мира и Цецилия Бану, пережившая своего мужа на сорок два года. Но завещание устода так и осталось завещанием, давя бременем долга перед его благословенной памятью.
В этой связи хочется привести несколько поучительных примеров из жизни выдающихся людей. Когда американский писатель Уильям Сароян, выходец из эмигрировавшей армянской семьи, но никогда не видевшей своей прародины, покинул этот мир, члены армянской диаспоры, выполняя волю покойного, частицу его праха рассыпали над бескрайними просторами океана, остальную же перевезли в Старый свет и предали земле в знаменитом пантеоне в Ереване.
Останки поэта-романтика Давида Гурамишвили через 200 лет (!) были перевезены из Украины и с почестями перезахоронены в Грузии.
Таких примеров немало. И разве это не урок для нас, таджиков?!
Всякий раз, когда я прохожу мимо памятника Абулькасима Лахути рядом с одноименным театром в Душанбе, мне слышится голос поэта, в котором чувствуется биение трепетного сердца:
Я жив, как живо слово, что народу
Душа сладкоязычному пропела.
Мне кажется, что его безмолвный взор с укором обращён на нас, ныне живущих граждан Таджикистана и вопрошающий: «Когда же мой прах будет предан таджикской земле, на моей второй Родине, рядом с великим моим собратом по перу Садриддином Айни и душа моя обретёт вечный покой?»
То же самое подумалось, когда в 1997 году, во время дней Душанбе в Москве, я в составе группы таджикских писателей возложил цветы на могиле Абулькасима Лахути на Новодевичьем кладбище.
Завещание великого поэта священно. Оно остаётся в силе, покуда не будет исполнено.
Справедливости ради надо сказать, что несколько лет назад по инициативе таджикской интеллигенции всё-таки были предприняты первые шаги по перезахоронению праха Лахути в Душанбе. Даже была создана правительственная комиссия, подключено Посольство Республики Таджикистан в Москве. Но инициатива эта так и осталась благим пожеланием, так как она не вызвала особого энтузиазма у отпрысков поэта, подвергших сомнению целесообразность данного предприятия по истечении стольких лет, да и уполномоченные лица не проявили должной настойчивости.
Хочется ещё добавить, что Лахути и Цецилия Бану являются родоначальниками большой семьи современной российской интеллигенции. Их дочь Лейла стала иранистской, старший сын Далер - филологом, философом, переводчиком. Младший - Гев - писателем, журналистом, переводчиком. По их стопам пошли и внуки. Майя Лахути является реставратором и переводчиком, Феликс Лахути - композитором. Как говорится, от хорошего семени и племя хорошее.
18.04 22:16
