Как в 30-е годы в Таджикистане становились врагами народа
30.10.2015, 14:41
Предпоследний день октября, в самом конце существования СССР, был утвержден как День памяти жертв политических репрессий. Их самое бесчеловечное проявление датировано 30-ми годами прошлого века, тогда политические репрессии коснулись всех народов Советского Союза. Таджикистан не стал исключением. В этот день журналисты «АП» решили вспомнить истории своих репрессированных родственников.
Хайдар Шодиев: потерянное счастье
О ТЯЖЕЛОЙ судьбе семьи моего деда по материнской линии Рустама Амина (1885–1937) рассказывала моя бабушка, Хадича-биби (1889–1993). По ее рассказам, дед служил в одном из государственных ведомств эмира Бухары, которое занималось водным хозяйством. Жили они в пригороде Бухары и, в общем, ни на что не жаловались. «Что и говорить, жили мы в достатке. У нас был большой дом, сад, домашний скот. Муж получал хорошее жалование, мы были счастливы, - вспоминала бабушка. – Много времени он отдавал работе, хорошо знал свое дело, под его руководством в окрестностях Бухары были проведены сотни метров каналов, арыков, многие пустынные земли превратились в сады. Сам он не брезговал работой в саду, в свободное время также ухаживал за лошадьми. Помогал нуждающимся соседям – кому помогал деньгами, кому дарил барашка на свадьбу или поминки. В годы неурожая делился хлебом, давал семена на посев».
Люди это добро не забыли, и когда в 1920 году эмират пал, пришли большевики, а потом начались репрессии, именно они встали на защиту деда. Но, несмотря на их поддержку, его все же забрали на допрос, а затем выслали в Сибирь на лесоповал. Спустя 4 года после высылки тяжелораненого и еле живого деда вернули домой.
«Не успев отойти от падающего дерева, он чуть было не погиб, сильно повредил ногу, потерял много крови, - рассказывала бабушка далее. - Его в Бухаре выходил местный знахарь. Поправившись, муж занялся хозяйством, стали жить лучше, но времена уже были не те. То там, то тут кого-то арестовывали, сажали, расстреливали. В основном это были бывшие военные, чиновники, муллы или просто те, кто жили в достатке. Мы жили в постоянной тревоге, хотя муж всегда успокаивал меня, мол, один раз посадили, не разобравшись. «Не бойся, я ведь ничего против этой власти не сделал; и раньше занимался полезным для народа делом, и сейчас готов работать для людей». Но поздней ночью осенью 37-го в наши двери снова постучали».
Спустя некоторое время пришла весть о том, что деда расстреляли, объявив врагом народа. Но это было не последнее горе для бабушки. Новые власти отобрали у нее не только дом, но и все имущество, включая теплую одежду, утварь, а ее вместе с семерыми детьми переселили в заброшенный сарай.
«Меня на работу никуда не брали, из страха ареста никто к нам не приходил, не помогал. Лишь мой брат по ночам украдкой приносил нам немного лепешек и еды, но и ему самому тогда было нелегко. Вскоре наступила зима, тогда она была суровой. Холод, голод, болезни одного за другим забрали у меня моих детей – за три года адской жизни я лишилась четырех сыновей, - не раз со слезами на глазах вспоминала бабушка. - Девочки – Малика, Дилором и Рухсат, – по природе более выносливые, несмотря на все тяготы и лишения выжили. Но жить дальше в таких условиях было невозможно. Я решилась покинуть эти края, но куда я могла уйти одна с тремя детьми в те времена?»
По настоятельному совету брата бабушка вышла замуж и уехала вместе с супругом и детьми в Душанбе. Здесь, наконец-то, она приобрела покой, посвятив оставшуюся долгую жизнь своим детям, внукам и правнукам. Незадолго до смерти бабушки из Бухары нам отправили вырезку из местной газеты, в которой была опубликована статья о дедушке как об одной из жертв необоснованных репрессий 30-х годов. Бабушка, которой в то время было уже за 100, долго плакала, прижимая к себе этот клочок газеты…
Акмал Маннонов: внук «сына туры и чиновника царского правительства»
ИЗУЧАЯ историю своей семьи, я узнал, что репрессии не обошли стороной и моих родственников. В 37-м году прошлого века семья моего деда Ойтурахона Маннонова была подвергнута гонениям за родственные связи с муллой. Дело в том, что нашим прародителем был видный религиозный авторитет Бобои Шайх-ул-Ислом, один из хранителей мавзолея Ходжи Ахмада Ясави (Пири Туркестон) в городе Туркестане (на территории современного Южного Казахстана), известном как «Вторая Мекка» Центральной Азии. Сын Шайх-ул-Ислома – Бурихон (1855–1916) был мударрисом (руководителем) медресе Мирраджаба Додхо. После его смерти руководство этим крупным медресе перешло к его сыну Убайдуллохону Домулло (1888–1944). А вот бабушка моего деда – Саидахон (1857–1942) обучала местных девочек грамоте у себя дома. В ее доме было немало книг, опубликованных в Казани, Дели и других городах.
Но вернемся к сталинским репрессиям 30-х годов. В 1937 году мой дед преподавал географию в Канибадамском педучилище. В том году журналист Наби Фахри написал статью о его деятельности в газете «Точикистони Сурх». Видимо, этот факт вызвал зависть у его недоброжелателей. 14 октября 1937 года в газете «Коммунист Таджикистана» за подписью Усмонова появилась клеветническая статья о том, что Наби Фахри «защищает сына священнослужителя» и «врага народа». В ответ Наби Фахри написал фельетон и вывел Усмонова на чистую воду. В конечном итоге сам Усмонов был объявлен «врагом народа».
Казалось, опасность сталинских репрессий миновала Манноновых. Однако через несколько месяцев на голову 30-летнего Ойтурахона Маннонова свалилась настоящая беда. В марте 1938 года его старшего брата Ходжахона, который был заведующим магазином в Сталинабаде, органы НКВД арестовали как «сына муллы» и друга «врага народа». Мой дед остался один с престарелой матерью и 17-летней сестренкой.
Следом сам дед был оклеветан повторно. В 1938 году некий Рахим Ахмадов в газете «Большевики Конибодом» опубликовал заметку под названием «Выкормыши буржуазных националистов в педагогическом училище Канибадама». В ней он очернил учителей, в том числе и моего деда. Причем ему досталось больше всех: он был назван «сыном туры и чиновника царского правительства». В итоге четверых преподавателей уволили с работы. Однако они не растерялись и подали иск в суд. Удивительно, но суд восстановил в должности всех уволенных и даже обязал выплатить удержанную зарплату за четыре месяца.
А вот судьба брата моего деда, Ходжахона Маннонова, оказалась более трагичной. До 1941 года он был узником Котласского исправительно-трудового лагеря, который находился в Коми АССР. В семейном архиве даже сохранилось одно из его писем Сталину, в котором он пишет, что без суда и следствия содержится в местах лишения свободы и просит справедливого рассмотрения его дела. В начале войны письма из Котласа перестали приходить. В своем последнем письме Ходжахон писал, что из заключенных формируют военные части для срочной отправки на передовую. На этом связь оборвалась. Семья предполагала, что Ходжахон Маннонов был отправлен на фронт и погиб в первые месяцы войны, хотя официального уведомления получено так и не было.
Ходжахон Маннонов. Репрессирован в 1938 г. Предположительно погиб на фронте в 1941 г.
Клеветническая заметка об Абулхайре Мухаммаджонове, Ойтуре Маннонове и др., опубликованная в газете «Большевики Конибодом» в 1938 г.
«В Средней Азии репрессии против руководящего партийного слоя координировал выехавший туда секретарь ЦК ВКП(б) А.А.Андреев. В сентябре 1937 г. Андреев был в Ташкенте, где громил партийные кадры Узбекистана. 25 сентября в шифротелеграмме Андреев сообщил Сталину: после проведения пленума «ночью выеду к таджикам». (из интервью доктора исторических наук, главного научного сотрудника общества «Мемориал» Никиты Петрова, «АП», 2012 год).
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам
зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
20.04 05:54
