Историк Камолудин АБДУЛЛАЕВ об истоках политического ислама в Таджикистане, ПИВТ и салафитах.
- В последнее время на политической сцене мира – и в традиционных «восточных» странах, и на Западе - все громче о себе заявляют последователи политического ислама. Последние 20 лет мы видим эту тенденцию и в Таджикистане - в стране официально действует Партия исламского возрождения (ПИВТ) и, судя по всему, ее влияние в обществе растет. У некоторых этот факт вызывает надежду, у других тревогу. А у вас?
- Смешанные чувства, как и многих таджикистанцев. Но позвольте начать нашу беседу с краткого экскурса в недавнюю историю. Все советское время, особенно в годы «холодной войны», Запад считал, что мусульмане Средней Азии являются «ахиллесовой пятой» режима, и именно их недовольство явится причиной развала Советского Союза. Как следствие этого, предполагалось, что после развала СССР мусульмане Средней Азии откажутся от советского опыта и присоединятся к «мусульманскому миру». Предполагалось, что раз уж СССР – колония, то «исламский фундаментализм» - достойная реакция на него. Теперь мы знаем, что это совсем не так, а равным счетом наоборот. Среднеазиатские республики, особенно Таджикистан до последнего держались за подол Советской власти, а оппозиционные партии, в том числе демократы и исламисты продолжали смотреть на Россию как на арбитра даже в годы гражданской войны, то есть вплоть до 2000 года и позже. Ни таджики, ни узбеки не делали попыток возродить Бухарский эмират или даже Бухарскую народную советскую республику (1921-1924) и согласились с правилами игры, установленным Сталиным в 1924-1929 гг., то есть развивали свою светскую национальную государственность в рамках бывших советских республик.
Политический ислам в РТ: от Хиндустани до Кабири
- Тогда почему, и откуда у нас появились исламисты?
- Политический ислам у нас появился в конце 1970-х, под влиянием революции в Иране и советско-афганской войны 1980-х. Он был больше вызван внешним влиянием, а не следствием неприятия мусульманами Средней Азии большевизма и ненависти к русским, как считали многие на Западе. Он вырос также из противостояния местных активистов с примирительным, «официальным» исламом позднего Советского периода. Определенное влияние на зарождение исламизма оказал Мухаммаджан Рустамов, более известный как Домулла Хиндустани (1892—1989) — крупнейший теолог—ханафит Ферганской долины и Таджикистана, участник Великой Отечественной войны, и узник Гулага. Свою основную задачу он видел в сохранении ислама и в передаче знаний ученикам в условиях жесткого советского контроля и атеизма. В числе его учеников были даже некоторые руководители республики. В последние годы жизни, которые пришлись на годы советско-афганской войны, он боролся против радикализации и политизации ислама, которые он не совсем правильно считал «вахаббизмом», набиравшим силу среди его учеников, в числе которых были основатели ПИВТ. Я бы назвал появление политического ислама результатом глобализации, развития коммуникаций в мусульманской среде и стремления таджикской молодежи участвовать в политической жизни. Разочарование в коммунизме в поздний советский период также сыграло свою роль. Политический ислам был не столько продолжением традиции пришедшей из истории ислама, сколько принципиально новым явлением, признаком растущей политизации общества в Таджикистане.
Очень скоро исламисты взяли курс на завоевание политической власти, что необычно для таджикского ислама. Обычно, таджикская уламо (здесь: верхушка мусульманского духовенства, - ред.) стремилась к доминированию в интеллектуальной сфере, а в политике предпочитала осуществлять осторожную цензуру власти, не вмешиваясь в нее напрямую. Власть у нас традиционно принадлежала светским, пришлым тюрко-монгольским династиям и кланам, которые в силу своей непопулярности, стремились завоевать симпатии населения, приняв ислам и называя себя хранителями и защитниками святой религии. С этой целью они создали т. н. «официальный» ислам. С тех пор у нас, как и большинстве мусульманских стран господствовал свой ислам, объявленный официальной религией, которая на самом деле была ничем иным, как договором большинства уламо и государства. Этому тандему удалось привить таджикам и узбекам сугубо рациональную политическую теорию, которая предпочитает стабильность идеальному правлению.
Политическая стабильность, считали уламо советского периода, позволяет сохранять религию на общинном уровне и избегать беспорядков, которые могут быть пагубными для общины, а следовательно и ислама. Такая политическая теория создает идеальные условия для создания стабильных, но застойных сообществ. В начале 90-х исламисты по-своему хотели прекратить эту тенденцию, которая, по их мнению, не отвечала интересам таджикского общества 20-го века. Вот так, в спорах, проходивших в худжре (нелегальной учебной аудитории) Хиндустани, пробивались на свет первые ростки исламизма в Таджикистане и Узбекистане.
- Так почему домулло Хиндустани отговаривал своих учеников от прямого участия во власти?
- Я уже говорил выше, что у нас никогда никогда не было теократий, то есть правления мулл. Он видимо опасался, что светские правители не остановятся перед насилием для того, чтобы не отдавать власть. Кроме того, я думаю, он отдавал себе отчет в том, что политика - это искусство компромисса, она вся состоит из компромиссов. Но когда ты, как верующий принимающий политические решения идешь на компромисс, ты невольно ставишь под сомнение фундаментальные ценности религии. Девальвируешь их, ставишь под удар саму веру. Что недопустимо. Следовательно, людям религии следует сторониться политики. Таковы мои предположения, догадки.
- Так где же выход? Правда ли что политический ислам неизбежно приводит к радикализму и конфликту?
-За последние почти четверть века наша страна видела немало насилия. Точнее, она не видела устойчивого мира вообще, начиная с 1990 года. Был у нас и исламизм в его радикальных формах. Однако, радикализация исламизма была следствием радикализации политической жизни вообще, а не следствием какого-то «религиозного фанатизма», как считают исламофобы не только в России и на Западе, но и у нас. Во время войны преступления против человечности совершали обе воюющие строны. Правда, был у нас и «джихад против неверных». Я имею ввиду кратковременный альянс узбекских и таджикских радикалов-исламистов в 1992-1999 г.г., когда они сообща воевали против светского режима Рахмонова и имели намерение создать исламское государство в Таджикистане и Узбекистане. Но альянс этот был вынужденным, и ограниченным во времени. Дело в том, что исламистам узбекской части Ферганской долины было отказано в политическом диалоге,на них начались гонения в Узбекистане, и они были вынуждены отступить в Таджикистан и искать контакты с таджикскими исламистами. Они сообща вели джихад против правительства Таджикистана. Но в 1997 году ОТО, ядро которой составляли исламисты, заключила мир со светском правительством, и это глубоко разочаровало ИДУ. Его лидеры сетовали, что победа была рядом, что до Душанбе оставалось всего несколько десятков километров, но Нури, которому они верили и считали своим лидером, наставником и учителем, изменил заявленным в начале движения «исламским»идеалам. А именно, пошел на сделку со светским и национальным правительством.
Это был очень важный момент, который означал постепенный поворот к миру. Тут Нури поступил рационально, в традициях таджикского ханафитского ислама, для которого главное - мир в общине и неприкосновенность жизни мусульманина. Этот шаг ОТО по сути означал поворот таджикского исламизма от супра-национального фундаменталистского «джихада против неверных» и стремления создать исламское государство к светскому национализму. Получился такой «таджикский исламо-национализм». В этой ситуации ИДУ не имело смысла далее оставаться в Таджикистане. Таджики не могли их более терпеть на своей территории, но и не могли выдать ИДУ Узбекистану, так как это означало бы верную смерть для членов этой организации и их близких. По просьбе Нури, таджикские власти проводили Джуму Намангани и его боевиков до афганский границы в районе Шаартуза, где они перешли границу. На афганской стороне их ждал Тахир Юлдашев. Это произошло, если я не ошибаюсь, в мае 2001 г. А там, за рекой ИДУ пошла на союз с талибами и вошла в международную террористическую сеть. Так что радикализация ИДУ - это в большей мере результат политики Каримова, его выбор.
- Так какую же роль сыграл ислам в нашем регионе с 1991 гола?
- По сути, не столь большую, если судить по ожиданиям на Западе в поздний советский период. Во-первых, он не стал фактором интеграции даже между таджиками и узбеками, не говоря о казахах и киргизах. Во-вторых, в регионе так и не появилась общая исламская оппозиция светским режимам. В-третьих, сам ислам имеет разные вес и значение в независимых республиках Средней Азии. Одно дело Узбекистан и другое - Казахстан. Даже внутри одной страны он разнится. В селении Румон в Согде он один, в припамирском селении Вахьё – он другой, хотя оба населены таджиками-суннитами. В-четвертых, все страны региона - светские. Ни одно из них не провозгласило свою приверженность исламским стандартам, особенно в политике. В-пятых, из всех стран региона только в Таджикистане исламисты добились успехов и были допущены к легальной политической деятельности. Но и в Таджикистане религиозный активизм шел параллельным курсом с ростом светского национализма, и в 1997 г. наконец пересекся с ним. Исламизм у нас развивается в «таджикских рамках» у него таджикское лицо. Согласитесь, что это не совсем исламская тенденция, ведь в исламе нет деления на нации и «республики», тем более созданные «безбожной» Советской властью. Поэтому, утверждения, что ислам представляет угрозу региону, который является частью мусульманского мира, необоснованны. У нас есть угрозы и проблемы, но они не имеют отношения к религии. Это в первую очередь – эгоистичные и несменяемые правители, а также слабое гражданское общество, неспособное защитить свои права и осуществлять должный контроль власти.
- Как вы оцениваете ПИВТ сегодня?
- Это политическая организация, которая начиналась как фундаменталистское суннитское движение, а в дальнейшем превратилось в политическую партию, и которая усилиями международных спонсоров таджикского мирного процесса была включена в легальный политический процесс. Сегодня она позиционирует себя как партия парламентского типа, действующая в правовом поле светского государства. Никто не может предсказать ее дальнейшую судьбу. На сегодняшний день она стоит перед сложной альтернативой. Ее стремление стать нормальной парламентской партией, вроде коммунистической (которая как-то незаметно подзабыла, что ее задача вообще-то– строить коммунизм и отстаивать права трудящихся) чревато отходом от заявленных (исламских) ценностей и целей. В этом случае она станет мишенью не только радикальных исламистов, но и большинства верующих, которые могут обвинить ее в конформизме и сотрудничестве с авторитарным правительством. Но если же ПИВТ станет настаивать на ценностях и возьмет курс на завоевание политической власти (легальным путем конечно), то на нее могут обрушиться правительственные репресии и возможно ее ждет запрет деятельности, то есть делегитимизация. Результатом такого исхода станет уход в подполье и радикализация исламизма в Таджикистане, а следовательно новый виток напряженности.
Разумеется, ПИВТ не самая демократическая партия. Однако ее легализация и законное функционирование создает необходимые предпосылки для постепенной демократизации общества и роста политической активности в Таджикистане.
Салафизм – чуждая нам философия
- Что вы думаете по поводу недавнего заявления госсоветника президента о салафитах?
- То, что салафизм-ваххабизм это официальная религия саудитов, не означает, что они станут официально поддерживать реальных и мнимых салафитов по всему миру. И наоборот, дуться на тех, кто преследует салафитов, тем более зная, что среди них немало террористов. Правительсво Саудии само преследует своих салафитов-джихадистов. Однако, среди салафитов немало хороших аналитиков, которые наверняка представляют проблемы нашей страны и вряд ли купятся на то, что правительство Таджикистана неожиданно сменило гнев на милость по отношению к салафитам. Они, а также большинство других аналитиков, наверняка свяжут этот неуклюжий шаг с предстоящими президентскими выборами.
Видимо не стремление не обидеть саудитов должно стать главным критерием оценки салафизма, а его совместимость с таджикским исламом. На мой взгляд, салафизм - глубоко чуждое таджикам мировоззрение. Салафиты в Таджикистане противны народному (неофициальному) исламу, реально практикуемому общинами и охраняемому деревенскими муллами и ишанами, а также нашими милыми бабушками и дедушками. Салафиты отрицают смешение культуры верующих с религией, в то время как именно это смешение составляет соль таджикского ислама. Суфизм составляет основу нашего ислама, и потому он ненавидим салафитами. Наши мусульмане поклоняются святым, посещают локальные мавзолеи, мазары, привязывают белые тряпочки на ветки «священных деревьев», с благоговением пьют воду из «священных источников», почитают ишанов и пр. Все это – ширк и бид’а (инновация), говорят салафиты, от которой следует отказаться настоящему мусульманину. Другими словами, они отрицают культуру народа, его фольклор, и хотят изгнать ее из сознания мусульманина. По словам известнго французского исламоведа Оливье Руа (который, кстати возглавлял миссию ОБСЕ в Таджикистане в годы войны), они «играют на декультурации». Приемлемо ли нам это течение, которое вслед за запретом празднования Нового Года сегодня, может объявить войну Наврузу завтра? А также объявит Хайама, Сино и Беруни, которые развивали рационализм – отступниками?
Сунниты -ханафиты всегда считали, что человеческий разум и божье слово совместимы. Таджики – пионеры ислама в регионе, а наша религиозная школа - самая либеральная в исламе. Таджикский язык (порси) – первый в исламе после арабского. Вся суфийская практика основана на этом языке. Ханафизм отличается от арабизированного ханбализма, который позже был заменен на салафизм, и сутью которого является джихад. Чтобы стать «истинным салафитом», таджикам надо в первую очередь отказаться от своей культуры, поссориться отцами и дедами, соседями, прихожанами в мечети, а также предать забвению историю предков. Неудивительно, что таджикское общество в целом негативно по отношению к салафизму. Часть таджиков видит в салафизме стремление противопоставить арабскую культуру таджикской. Другие считают, что агрессивная религиозная риторика салафитов таит угрозу плюрализму и светскости общества. В этом смысле салафизм представляет опасность установившейся таджикской идентичности и национальной целостности, а следовательно национальной безопасности Таджикистана. Знают ли это те, кто отвечает за безопасность Таджикистана – нам неизвестно.
- В чем главное противоречие ПИВТ и салафитов, и есть ли оно вообще?
- Салафиты сосредоточены на отстивании тавхида (единобожия) и на борьбе с ширком (поклонением кому-либо помимо Аллаха). Они считают, что следует строго следовать Корану и Сунне, при этом не заботясь о совершенствовании интеллекта человека и не развивая логику его мышления. Они не признают субъективность личности, ее частные интересы, так как считают что эти «слабости» могут увести мусульманина от праведного пути. Причем они настаивают, что только они (салафиты) знают этот истинный путь. Салафиты-джихадисты скоры в такфире – праве объявлять кафирами тех, кто не согласен с ними, и призывать к насилию против них, оправдывая тем самым терроризм. Между тем, суннитский ханафизм в вопросе такфира весьма либерален. «Лишь Бог может судить наши действия и мусульмане не имеют права объявлять войну против согрешивших единоверцев для того, чтобы избежать хаоса и гражданской войны» – считали наши предки.
Хотя многие исламисты и придерживаются политических догм салафизма, политический ислам в неарабских общинах, в том числе ПИВТ, все-таки современный феномен локальной политики, связанный с историей и культурой региона, а также светскими движениями, в том числе национализмом. Салафитские джихадисты видят в современном политическом исламе прозападные политические организации, которые в своем стремлении к власти ставят интересы партии выше Бога и защиты тавхида. Для таджикских салафитов, вероятно, важно доказать и показать, что коллапс ПИВТ является еще одним доказательством правоты салафизма. Доказать, что именно они имеют право говорить от имени общины верующих. Тут вероятно и следует искать точку, где пересекаются интересы таджикских салафитов и правительства Рахмона, которое стремится избавиться от политических противников накануне выборов. Это общий враг - ПИВТ.
Делегализация ПИВТ станет большой ошибкой. Лет 15 назад Таджикистан явил миру уникальный пример того, как незаметному суннистскому исламистскому движению самой отсталой постсоветской окраины удалось не просто выжить, но и встроиться в политическую систему, скроенную по западному образцу. Даже под влиянием Советско-афганской войны, иранской революции и продолжающейся и поддержанной Таджикистаном оккупации Афганистана войками НАТО, таджикские исламисты не были замечены в салафитско-джихадистском движении (подобно ИДУ). Их основной заботой была местная политика, а именно формирование национального (а значит светского) государства и борьба против коррумпированных посткоммунистических элит. Опыт Таджикистана по легализации ПИВТ имеет большое международное значение. Он во-первых показал миру, что светское правительство и исламские боевики могут-таки договориться между собой и прекратить кровопролитие. Во-вторых, превращение ПИВТ из фундаменталистского движения в легальную политическую партию парламентского типа доказывает тот факт, что «исламская политика» не обречена быть радикальной, антизападной и насильственной.
Я не собираюсь идеализировать ПИВТ. Может, ее следует осудить за участие в гражданской войне, но тогда осуждения заслуживает и противостоявшая ей сторона. Может, салафиты правы, когда обвиняют ее в забвении тавхида и в ширке. Как, кстати, и любого из мусульман можно обвинить в различных грехах. Но это не страшно, покуда общество живет по законам, которые позволяют таковую критику, и предоставляют критикуемому право ответить на обвинения. Покуда есть демократия и свобода совести. Настоящие проблемы начнутся тогда, когда критики провозгласят себя «единственно правыми», и позовут народ баррикады во имя «восстановления истинной веры».
19.04 23:34
